Голод

Пусть так и будет. Я вытерла глаза ладонями. Не так много вздохов мне осталось, но у меня есть слова, которые не должны быть произнесены. Все будет хорошо, если я исчезну. Я наполнила корзину дровами, так что их хватило бы на эту готовку, и на следующую, и еще на одну. Потом отставила корзину в сторону и стала искать цвета, которые, как я знала, притаились в траве вокруг нашего торпа. Сплела для моей девочки венок из колокольчиков, клевера и ромашки. Потом вернулась к вам в дом.

Разделила бисквит на два слоя, заполнила пространство фруктами и ягодами, щедро украсив торт взбитыми сливками.

Моя девочка сидела за кухонным столом Армуда, подшивая край на салфетке. Подойдя к ней, я обняла ее за плечи.

– Вот, – сказала я, обводя рукой комнату, – Здесь твое место на земле.

Осторожно надев венок ей на голову, я предложила и тебе сесть к столу. Разрезала торт, мы вместе поели его, и я увидела, что она наша. Я положила ей еще кусочек, добавив побольше взбитых сливок и все то, чего не могла сказать. Почувствовала, как сливки укладываются в животе, и сидела, глядя на деревья и сад, теперь принадлежавшие нам. Вы начали ходить по дому, возиться с посудой и другими делами, и я заметила, как легко разгорались дрова в печи, когда она разводила огонь. Ее пальто висело рядом с дверью, а прямо под крючком осталось светлое пятно на полу, где он всегда стоял, когда брился. Однажды он существовал, и мы все были вместе.

Я улыбнулась всему этому. В деревянном сундуке нашла то, что искала – они сияли ярко, как когда я увидела их в первый раз. Металл холодил мне ладонь. Зеркало я тоже достала, а потом стянула с пальца свое собственное кольцо, удивляясь старческим коричневым пятнам на тыльной стороне ладони – как звезды на небе. Мое собственное кольцо звякнуло, когда я положила его рядом с кольцом Армуда. Подойдя к ней, я раскрыла ладонь, чтобы отдать ей то, что у меня было. Два золотых кольца как страховка и разбитое зеркало как подарок в знак любви.

– Это я хочу подарить тебе. В деревянном сундуке есть красная шкатулка, ты можешь сложить их туда, если захочешь.

Радостное удивление.

– Спасибо, матушка!

Она взяла зеркальце своими горячими пальцами и поднесла к нашим лицам. Поначалу трещина разлучала нас, но она повернула зеркальце так, чтобы мы все поместились в одной половинке, и я почувствовала, как слеза покатилась на кончики моих ресниц. Моя дочь нежно смахнула слезинку. Голова у меня закружилась. Я положила руку на зеркальце в ее ладони, скрыв наш портрет. Кольца положила на стол перед ней. Ты знаешь, Руар, что мороз пробежал у меня по коже, когда я увидела, как она накрыла их своей ладонью? Сквозняк или воспоминание: не знаю. Текст внутри колец уже не имеет значения.

Настало время. Я положила руку ей на плечо, ощутив ее тепло через ткань блузки. Как я тосковала по ней! Мои пальцы спели ей «люблю тебя, люблю тебя», мое любовное послание ушло в ее веснушчатую кожу, разносясь с кровью по всему ее телу.

Обняв вас обоих, я вышла.

Куда мне отправиться? Там, внутри, не хватало одной женщины, но не меня. У Туне Амалии тоже должно было быть лицо сердечком, как у многих в моих краях, и веснушки на лице, она должна была бы бережно хранить тряпичную куклу, ныне лежащую в ящике, оставшемся с давних времен. Может быть, теперь она нашила бы множество тряпичных кукол собственным веснушчатым детям? Пройдя мимо могилы своей дочери, я отдала ей змея из наволочки.

Однажды я пришла в Хельсингланд, и мы с Армудом обосновались здесь, среди холмов и крестьянских земель, назвав наш дом Уютным уголком. Он был самым обычным, ни на кого не похожим, совершенно нищим, и я любила его. Я нежно попрощалась с каменной изгородью, которую он сложил, с землей, которую он приручил, с тропинками, по которым мы с ним ходили вместе. Я попрощалась с вами и теперь шла в другую сторону. Не от дома, не прочь, просто уходила. Деревья однажды уже приняли меня, и теперь они улыбнулись, увидев меня. Мы приходим и уходим, это касается нас всех – и людей, и деревьев.

Я брела среди остроконечных цветков седмичника, пока не добралась до синих гор, украшенных коричневыми стволами. Сердце приготовилось, как морские птицы в моем детстве готовились к полету, но мне некуда было торопиться. Все время сама, никогда не одинока. Мои шаги сплетались в ожерелье, которое тянулось по хвое, по цветам и корням деревьев. Я шла медленно, не спешила. Любовь к моим детям.