Юля никогда прежде не слышала этого жуткого
— Макс, помоги мне! — взмолилась она.
Каждое слово отдавалось в голове раскалывающей череп болью. Будто в виски забивали раскаленные гвозди.
— Хватайтесь за прутья! — крикнул кому-то Максим. — Тяните на себя! Нет, давай вместе!
Юля тоже вцепилась руками в железные прутья (рядом натужно пыхтели Макс с Борисом и пытающаяся им помочь Катерина, а Макс еще и скрежетал зубами от напряжения), потянула голову назад, и (о, чудо!) кажется, голова начала вырываться из стальных тисков.
Дядя Ваня! Он все еще продолжал на нее надеяться.
«Я не могу. Решетка слишком узкая», — чуть не рыдая от боли, мысленно ответила ему Юля.
Ну уж нет! Не для того она терпела такие мучения, чтобы вот так позорно сдаться!
Зажмурившись, девушка изо всех сил рванулась вперед. Вырвавшийся из горла крик заглушил изумленный возглас Максима и все прочие голоса, а сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Но когда Юля снова открыла глаза, то уже не увидела перед собой прутьев ненавистной решетки. Конечно, не увидела, ведь они упирались в плечи! Ей все-таки удалось просунуть голову через решетку. Уши и виски горели огнем, а по щекам стекало что-то вязкое и липкое. Кровь? Наверное, кровь. Да какая разница? Главное, что ей удалось! И хотя плечи, руки, ноги и туловище по-прежнему оставались с другой стороны решетки, Юля не сомневалась, что теперь благополучно выберется наружу. По сравнению с тем, что ей пришлось вынести, все остальное — сущие пустяки.
Развернувшись боком, она просунула между прутьями руки, потом плечи. С туловищем пришлось повозиться чуть дольше, но и с этой задачей девушка справилась без особого труда, а таз и бедра проскользнули в щель вообще без проблем.
«И у маленькой груди есть свои достоинства», — улыбнулась Юля промелькнувшей в голове озорной мысли, потом повернулась лицом к решетке и гордо взглянула на изумленно взирающих на нее Максима, Бориса и Катерину. Катя с Борисом уже забыли про требование Макса не подглядывать за ней, но Юля была на них за это не в обиде. К тому же без их помощи ей ни за что бы не удалось освободить застрявшую между прутьев голову.
— Макс, подай мне одежду.
— Да-да, сейчас, — торопливо ответил он, сгреб в охапку лежащие на полу вещи, тут же уронил один ботинок, поднял и принялся проталкивать одежду через решетку.
После одержанной победы (да-да, настоящей победы!) Юлю переполняла радость, а Макс был так очаровательно мил в своей суетливой поспешности, что девушка невольно заулыбалась, наблюдая за ним.
Дядя Ваня?
В тот же миг Макс изменился в лице и снова выронил поднятый с пола ботинок. Его взгляд был направлен на входную дверь, за спину Юли. По его застывшему лицу девушка поняла, что ничего хорошего там не увидит, но все-таки заставила себя обернуться.
Сердце провалилось куда-то вниз живота и затрепыхалось там, как снулая рыба, а горлу, наоборот, подступила тошнота. Загораживая собою выход, в дверном проеме стоял… отец?! Это был он и не он одновременно. Кожа на лице потрескалась и приобрела землисто-серый цвет. В первый миг Юле показалось, что лицо отца покрыто… чешуей! Волосы на голове смерзлись между собой и торчали в разные стороны, как остроконечные ледяные шипы. Но больше всего Юлю испугал взгляд вошедшего, холодный и обжигающий одновременно, и его выкаченные наружу остекленевшие глаза с вертикальными, словно прорезанными ножом (выколотыми!) зрачками.
Человек слегка наклонил голову, при этом его жуткие выколотые зрачки уставились на девушку, и сделал шаг вперед. Одновременно с ним в оружейную ворвался ледяной ветер. У Юли зашумело в ушах, по телу пробежал озноб, а кожа покрылась многочисленными пупырышками. «Бежать?» — ворохнулась в скованном холодом сознании вялая мысль. Но о каком побеге можно рассуждать, если она даже не может отвести взгляд от этих бездонных, гипнотизирующих глаз?
Вошедший улыбнулся. Его обветренные потрескавшиеся губы с хрустом (именно с хрустом!) растянулись в стороны, обнажив кривые почерневшие зубы. Отец и прежде не мог похвастаться ровностью своих зубов, но его зубы никогда не были такими кривыми, тем более такими черными! Но и этого монстру в одежде отца показалось мало. Он так широко разинул рот, что омертвевшая кожа на его щеках лопнула… Нет! Лопнули сами щеки, превратив человеческий рот в ощерившуюся звериную пасть! От ужаса у Юли перехватило дыхание, и струя теплой жидкости побежала по ее ногам.