《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Фёдор вскинул бровь, точно дивился уделённому вниманию от государя. Юноша обернулся на царя, встретившись с ним взглядом. Ясно-голубые глаза были полны лёгкости, но вместе с тем во взгляде, в изгибе чёрных бровей отчетливо читалась горделивость и дерзость. Иоанн глядел в эти глаза с еле заметной усмешкой, про себя пытаясь понять, ведает ли юноша, с кем сейчас беседует.

- Велика награда, государь. – повторил Фёдор, не опуская глаз, притом слова произнёс чуть медленнее и мелодичнее, но будто с большей улыбкою в голосе.

Государь улыбнулся краем губ. Казалось, сам воздух замер, лишь эхо разносилось по залу.

Наконец, царь плавно взмахнул кистью – перстни на его пальцах блеснули от света факелов. Подбородок государя чуть поднялся выше, давая слово юноше перед собой.

- Будь моя воля, - с коротким поклоном продолжил Фёдор, - оставил бы бояр в покое с хлебом их, пущай себе возделывают земли. Неужто не отдадут они хлеб, что вырастили на земле нашей? Так пущай попробуют не отдать, в самом деле. – усмехнулся Фёдор, улыбаясь мимолётной мысли, что пронеслась в его разуме.

Юноша выжидал, чтобы государь мог молвить своё слово, но государь, очевидно, предпочёл сейчас слушать, нежели изъявлять волю свою.

- Мороки больше с ними. – со снисходительным пренебрежением, и уголок губ слегка дрогнул. – Да и к чему нам земли эти? Куда ценнее угодья есть.

- И какие же? – спросил государь, подпирая рукой голову.

Его лицо сохраняло следы весёлого интереса, порождённый насмешкой, но вместе с тем государь в самом деле внимал речи своего юного советника.

- Вдоль рек. – голос Фёдора будто бы изменился, скинув с себя насмешку и тщеславие.

Голос стал холодным, и с тем решительным. Взгляд юноши продолжал наблюдать за государем, будто бы касался ногой тёмной толщи льда, проверяя прочность.

- Будет много лучше, - продолжил Фёдор, чуть приподняв руки, разведя их в стороны, - ежели послов иноземных да торговцев будут встречать слуги верные, нежели вороватые черти боярские. Зачем боярам с иноземцами якшаться, как не ради измены? Мы сами встретим дорогих гостей, и сами проводим их до портов речных.

Иоанн несколько раз провёл своей рукой по бороде, перебирая пальцами жёсткие пряди цвета тёмной меди.

- Что же ты молчишь, Алёша? – спросил Иоанн, переведя свой взгляд на старшего Басманова.

- Так что ж и молвить-то… - произнёс Алексей.

Хоть воевода и пребывал в замешательстве, потерянным его назвать нельзя было. Его суровый взгляд был прикован к сыну всё время, пока юноша произносил свою речь с неподобающей непосредственностью.

- Неужто нечего? – спросил царь, вкрадчиво улыбнувшись.

Алексей метнул холодный взгляд на сына, после обратно на государя.

- Воля ваша, государь. И лишь вам решать судьбу нашего отечества. – ответил, наконец Алексей.

Царь едва заметно покачивая головой, рассматривая переливы света, который струился в драгоценных перстнях.

Вечером того же дня Алексей Басманов уже готовился отойти ко сну, когда ему доложили, что сам государь желает его видеть. Ночные советы не были редкостью для воеводы. Тяжёлые шаги мужчины гулко разносились по коридору. Через несколько минут он уже дважды стукнул в тяжёлую дверь царёвых покоев.

Иоанн сидел за столом, заваленным бумагами. Пожелтевшая бумага закручивалась, точно прячась от света одинокой свечи на столе, но рука царя разглаживала, вчитываясь чёрно-серые строки чернил.

- Курбский иного мнения. – произнёс царь, не поднимая головы. – Говорит Андрюша, мол, хлеб – всему голова. Держать надо эти земли, и как зеницу ока хранить.

- Неужто Андрюша нынче Великий Князь? Али царь он? – усмехнулся Алексей. – Во всём будет воля ваша.

Иоанн поднял взгляд на Басманова и слегка мотнул головой.

- Была б воля моя… - тяжело вздохнул царь, откладывая перо и потирая переносицу.

Кончики пальцев были испачканы чернилами, а тяжёлые веки закрывались, точно налитые свинцом .

- Была б моя воля, не был бы я ни царём, ни государем. – почти прошептал Иоанн. – Но раз послан Богом мне этот крест, стало быть, по силе дан он мне.

Алексей молчал, не решаясь сказать что-либо.

- Наказал господь меня за гордость, за гневливость мою, чёрт знает, за какие ещё грехи. – вздохнул Иоанн, поднимаясь из глубокого деревянного кресла. – Наказал, и кто знает, кого ещё хоронить мне придётся. Родителей обоих схоронил, жену и детей хоронил…

Государь загибал свои длинные пальцы, на которых поблескивали камни и метал. По мере того, как он проговаривал эти слова, он водил взглядом по полумраку покоев, точно читал ответы, написанные невидимыми чернилами на сводах и стенах.

- Ты же не терял детей, Алёша? – царь опустил свой едва ли разумный взгляд на Алексея.

В глазницах сверкали глаза, будто бы из тёмного стекла глубокого янтарного цвета. В них вздрагивал и трепетал язык пламени от свечи. Царь уставился на воеводу. Тот невольно сглотнул, но внешне стоял непоколебимо и твёрдо.

- Нет, государь. – ответил Алексей. – Простите, батюшка, по множеству милости и щедрот твоих, дерзость Федькину, уж как ни держу его в чёрном теле, язык его порой вырвать на корню хочется!