Гоголь как духовный писатель

[37] В рукописи вместо «повивальной бабки» — «турецкий султан, который подкупает цирюльника», и последний вариант выбран в ПСС (Ш, 210). По нашему мнению, здесь должно действовать правило о lectio difficilior, и предпочтительнее вариант Ар и С. Цензурные опасения в этой замене, вопреки ПСС (III, 700), вряд ли играли первостепенную роль. Наши догадки по поводу обоих вариантов см. ниже, а также примеч.59 и 68.

[38] Ср. катрен из первой центурии Нострадамуса (о чем ниже, в Особом приложении): «Зачем не едины беспечные галлы? На Францию новый идет Магомет!» (перев. Вяч.Завалишина).

[39] Сp. заключительную главу второго тома «Мертвых душ» о государственной коррупции (рнтересно, что написал бы Гоголь ныне?): «Дело в том, что пришло нам [время] спасать нашу землю; что гибнет уже земля наша не от нашествия двадцати иноплеменных языков, а от нас самих; что уже, мимо законного управленья, образовалось другое правленье, гораздо сильнейшее всякого законного. Установились свои условия, все оценено, и цены даже приведены во всеобщую известность» (ПСС VII, 126; эти слова имеются как в ранней, так и поздней редакциях).

[40] Знаменательно, что, описывая свое внутреннее состояние (сколько он сжег, как недоволен он собой), Гоголь пользуется политическими терминами (письмо М.П.Погодину от 28 сент. 1833 г.): «Какой ужасный для меня этот 1833-й год! Боже, сколько кризисов! настанет ли для меня благодетельная реставрация после этих разрушительных революций?» (ПСС X, 277; СС IX, 59; курсив мой). Эти слова и образы (тем более ценные, что могут быть подсознательными) показывают, помимо глубокого монархического чувства, присущего писателю, сколь близко к сердцу воспринимал Гоголь политические события. Ср. также в рукописном тексте «Носа»: «Он [Ковалев] приехал домой, едва слыша в себе душу, а под собою ноги, после всех этих душевных революций» (ПСС Ш, 395).

[41] [412] Об особом чувстве, которое испытывал Гоголь к монархии, говорят, например, следующие строки из «О лиризме наших поэтов»: «Поэты наши прозревали значение высшее монарха, слыша, что он неминуемо должен, наконец, сделаться весь одна любовь [курсив Гоголя], и таким образом станет видно всем, почему государь есть образ Божий, как это признает, покуда чутьем, вся земля наша <...> Там только исцелится вполне народ, где постигнет монарх высшее значенье свое — быть образом Того на земле. Который Сам есть любовь» (ПСС VIII, 255—256; в черновом варианте: «Полномощная власть государя потому теперь оспоривается в Европе, что ни государям, ни подданным не объяснилось ее полное значение. Власть государя явленье бессмысленное, если он не почувствует, что должен быть образом Божиим на земле» — там же, 679). В этом благоговении перед православной монархией Гоголь совершенно сходился с Пушкиным.

[42] Ср. с фразой из «Большого выхода у Сатаны» Брамбеуса (необходимые пояснения ниже, примеч.59): «Со времени учреждения в Западной Европе самодержавия черного народа [т.е. парламентаризма и демократии. — А.Д.], все люди цари: так говорит г. Моген» (с.411). Аналогично у самого Гоголя в «Светлом Воскресенью): «Что значит, что уже правят миром швеи, портные и ремесленники всякого рода [ср. с известным высказыванием вождя русской революции об управлении государством! — А.Д.], а Божий помазанники остались в стороне?» (ПСС VIII, 415; СС VI, 190 и коммент. на с.470).

[43] Испанский король (1556—1598, род. 1527), воевавший против протестантской Англии и подавлявший реформацию в Голландии (следствием чего было восстание в Нидерландах в 1579 г.). Он был последним, хотя и жестоким, монархом, при котором в Испании были особенно сильны католицизм и абсолютная монархия. Ср. план Гоголя по преподаванию истории Средних веков в университете: «Испания освобождается совершенно от магомета и посредством браков совокупляется в одну монархию. Испанские властители глубокою религиозностью облекают свою власть и делают ее неограниченною» (СС VIII, 82—83).