Первые собственноручные письма Гоголя из Полтавы «Папиньке и Маминьке» подтверждают эти слова. Чувствуется, что Никоша свободен и именно поэтому доволен учителем, хотя, может быть, письма эти и писаны под диктовку последнего. Гавриил Сорочинский не очень загружал «волонтёра» – так тогда называли детей, готовящихся к поступлению в гимназию. Он отпускал его одного гулять по городу, ходил с ним по поручению Василия Афанасьевича в гости к нужным людям, среди которых сам Гоголь в письме называет прокурора – лицо, весьма важное в губернии.
«Учение в гимназии начнётся через неделю, – писал Никоша отцу, – а до того времени я слегка занимаюсь повторением…» Это «слегка» достаточно красноречиво.
Вместе с тем в нём нет страха перед учителем, страха перед папенькой, чувствуется, что автор письма располагает собой, располагает и временем, а время – это, может быть, самое дорогое, что мог подарить жадному до наблюдений мальчику его опекун.
Время это Гоголь не тратил зря. Кроме обедов у прокурора, кроме знакомств с чиновниками, с которыми имел дела отец, с верхушкой губернии, куда проникал он уже не с учителем, а с отцом или с Андреем Андреевичем Трощинским, часто наезжавшим в Полтаву, сами путешествия по городу давали ему то, чего не могли дать никакое училище и никакой учитель.
2
Полтава стояла на высоком берегу Ворсклы, вся белая, в зелени бесчисленных садов, засыпавших её к концу лета яблоками, вишнями, грушами, абрикосами. Винный дух носился над её оврагами и садами, кружа голову; беленькие хатки, крытые соломой, толпились вдоль улиц, названия которых напоминали о полтавской победе, изменившей её судьбу.
Когда выбирали столицу Малороссии, то сначала остановились на Лубнах – более древнем городе. Но верх взяла Полтава – точнее, Полтавская битва. Памятники и обелиски в честь этой битвы стояли здесь почти на каждом перекрёстке и каждой площади. Один мещанин даже воздвиг такой памятник возле своего дома – его самодеятельный почин не вызвал удивления.
Наезжали в Полтаву и из-за границы, наезжали и из столиц. Каждый очередной царь или наследник считал своим долгом отметиться на этой странице русской истории. Не было года, чтоб кто-нибудь из августейших гостей не посетил город. К этим визитам готовились. Сносились портящие вид строения, выравнивались улицы, расчищались подъезды к памятным местам. Пожарные выкачивали пожарной трубой грязь из луж.
В дни осенних дождей тучный чернозём раскисал – он засасывал брички, телеги, кареты, людей. С грустью взирал орёл на памятнике Победы на центральной площади, как плещется у его подножия вода, как жирные брызги летят от экипажей на отбитые когда-то у шведов пушки.
П. А. Вяземский, посетивший Полтаву двадцать лет спустя после того, как там жил Гоголь, писал:
Братья! не грешно ли вчуже
Видеть, господи спаси,
Как барахтается в луже
Город, славный на Руси?
Строки о Полтаве заканчивались словами:
Ей не нужно обелиска,
Мостовая ей нужна.
Мостовых в городе не было. Осенью отважные полтавские дамы вынуждены были добираться до мест балов и ужинов на телегах, запряжённых волами.
Особенно оживлялся город во время дворянских выборов или ярмарок. Тогда сюда съезжалась вся губерния – вынимались из старых сундуков камзолы и платья, местные франты демонстрировали свои завивки и наряды, мамаши – дочек на выданье, молодцы отошедшего века – регалии и раны. Совершались обмены и сделки, заключались контракты, ставились на карту крепостные души, а то и имения. Балы сменялись обедами, обеды – ужинами, бостон – вистом, вист – банком. Съедалось и выпивалось множество всякой еды и напитков. Щедрость разгула, швыряния денег и какого-то забвения в веселье, избыточности – в городе от обилия еды развелось столько собак, что их вылавливали сетями, – сменялись скукою, опустошённостью.
Тогда сильнее раздавался из окон казённых учреждений скрип перьев, щёлканье костяшек на счётах, и в права вступала проза плетения губернской паутины – паутины канцелярского производства, перемалывания прошений, жалоб, доносов, циркуляров, указов, приказов.
За год до приезда Гоголя в Полтаву её посетил император Александр Павлович. Он прибыл сюда в сопровождении большой свиты, в которой состоял и герой 1812 года Барклай де Толли, Осмотр святынь завершился балом, который дало в честь царя полтавское дворянство. Вечером город был иллюминирован. По сему случаю закупили три тысячи стеклянных плошек и стаканчиков, которые, как злословили местные остряки, после торжества «сгорели от огня». Кто-то нагрел руки на царском гощении.
Полтавские контрасты бросались в глаза.
В домах, где бывал Гоголь, говорили о взятках, о тяжбах, о склоках. Тяжбами был отягощён и Василий Афанасьевич, то судившийся со своими соседями, присвоившими его беглых крестьян, то с неуплатчиком долгов – купцом, то с дальними родственниками жены, захватившими её долю в наследстве.