Гоген в Полинезии

Нетрудно понять, почему Гогену пришелся по душе ирландец и почему О'Конор в свою очередь быстро стал таким же верным другом Гогена, как Сегэн, о котором мы только и знаем, что он был не по годам развит, одарен, впечатлителен — и беден[140]. Нужно ли подчеркивать, что они удивительно напоминали двух прежних любимых учеников Гогена — Мейера де Хаана и Эмиля Бернара. Словом, внешне его жизнь в Понт-Авене мало чем отличалась от той, которую он вел в Бретани в свои предыдущие приезды. На деле же все было иначе, ведь позади было столько провалов, а впереди — столько проблем. Он писал мало и неудачно, большую часть времени бесцельно бродил по полям и дорогам.

Двадцать пятого мая Гоген вместе с Сегэном, О'Конором и Жордэном, тоже художником, отправился за пятнадцать километров в маленький рыбацкий поселок Конкарно; с ними были и дамы. Но здешние жители, в отличие от поднаторевших в вопросах культуры понтавенцев, еще не привыкли к зрелищу причудливо выряженных художников и моделей. И вскоре за четырьмя парами уже тянулся хвост ехидных мальчишек. Да и моряки не удержались от громких язвительных замечаний, когда компания шла мимо одного из многочисленных кабачков на набережной. Жордэн предложил пойти другим путем. Гоген показал на узкий переулочек и презрительно сказал:

— Ступай туда, если боишься.

Этого было достаточно, Жордэн умолк.

А мальчишки становились все нахальнее. Видимо, Анна их раздразнила, показав язык, потому что на компанию Гогена вдруг посыпались камни. Сегэн поймал одного озорника и надрал ему уши. На беду в кабаке поблизости сидел отец шалопая. Обуреваемый родительскими чувствами, он выскочил на улицу и ударил Сегэна. Гоген не мешкая бросился на помощь товарищу и точным ударом поверг буяна на землю. Но собутыльникам пострадавшего тоже было знакомо чувство товарищества, и они вмешались в игру. Сегэн не обладал ни силой, ни боксерским талантом Гогена; он так перетрусил, что прямо в одежде прыгнул с пристани в воду. Зато Гоген, О'Конор и Жордэн бросились в яростное контрнаступление и, наверно, победили бы, не получи противник подкрепление из трактиров. Враг не пощадил и кричавшую благим матом Анну, хотя остальные женщины храбро пытались ее защитить. Тут Гоген споткнулся и упал. На него обрушились пинки, а он почему-то не оборонялся и даже не сделал попытки встать. В конце концов атакующие поняли, что зашли слишком далеко, и поспешили скрыться в переулках.

Когда подоспели жандармы, Гоген лежал все в том же положении на земле. Он был в полном сознании и сам рассказал, что с ним. У него был открытый перелом правой ноги как раз над лодыжкой. О'Конору и Жордэну тоже крепко досталось. Подруге Сегэна повредили ребро. Остальные дамы благодаря прочным корсетам из китового уса отделались испугом.

Раздобыв двуколку, опечаленная и окровавленная компания повезла своего, поверженного вождя обратно в Понт-Авен. Вызвали врача, до он мог только наложить тугую повязку на сломанную ногу и прописать на несколько месяцев полный покой. Однако ноющая боль не давала Гогену уснуть, и он был вынужден вскоре снова обратиться к врачу, чтобы тот сделал ему укол морфия. Больше двух месяцев он чуть не ежедневно заглушал боли морфием и алкоголем, чтобы хоть на часок-другой забыться.

Несмотря на риск потревожить рану, пренебрегая тяготами пути, Гоген 23 августа отправился за тридцать километров в Кенпер, где местный суд вынес приговор забиякам, из которых полиции почему-то удалось схватить только двоих — лоцмана Собана и рыбака Монфора. Из сохранившегося протокола видно, что их обвиняли в «намеренном избиении мсье Поля Гогена, каковое избиение повлекло за собой телесные повреждения и нетрудоспособность на срок более двадцати дней». Гоген требовал десять тысяч франков в возмещение ущерба. К его великому негодованию, суд уменьшил эту сумму до шестисот франков — даже не рассчитаться с врачом и адвокатом. Собан получил всего восемь суток тюрьмы, «поскольку не доказано неопровержимо, что Собан ответствен за тяжелый перелом ноги мсье Гогена». Монфера начисто оправдали[141].

Гоген справедливо назвал приговор «смехотворно мягким». Несколько дней спустя он в письме Вильяму Молару объяснил снисходительность судей тем, что «эти негодяи из Конкарно — избиратели, а напавший на меня тип дружит с республиканскими властями». У него был только один способ отомстить, и он с жаром просил Молара передать Жюльену Леклерку (который в эти дни бесплатно занимал квартиру Гогена на улице Версенжеторикс и несомненно был перед ним в долгу), чтобы он убедил «Эко де Пари» или еще какую-нибудь видную газету напечатать «резкую статью о Кенперском суде».