Гоген в Полинезии

Гогена — он к этому времени получил свою двуколку (вместе со сбруей она обошлась ему в пятьсот пятнадцать франков[237]) и снова появлялся в селении — это событие заинтересовало еще и по другой причине. Вот как описывает праздник один из участвовавших в нем миссионеров-католиков: «Рано утром колокольный звон и звуки труб и барабанов призвали верующих на мессу. Церковь была мала, чтобы вместить всех. Поэтому в саду воздвигли грандиозный алтарь высотой около пяти-шести метров… Я решительно утверждаю, что это была самая торжественная месса на открытом воздухе, какую когда-либо отслужили на Маркизских островах. Прочтя соответствующее место из Библии, отец Давид объявил, что эта месса, и вечерняя тоже, должна рассматриваться как громогласный и необходимый протест не только против тех, кто отрицает присутствие Иисуса Христа в Евхаристии, но и против тех, кто, веруя в этот тезис, тем не менее остается бездеятельным. Будем надеяться, что его красноречивое порицание возымеет действие, ибо апостолы «свободомыслия» проникли и сюда, на край света, чтобы провозгласить, что каждый сам вправе решать, чему верить, — подразумевая, что мы принимаем тезис их вождя, Лютера, воспринятый им, по его собственному признанию, от отца лжи, Сатаны! Против этой лжи мы и протестуем.

В два часа все население опять замечательно проявило свою сплоченность, приняв участие в крестном ходе. Впереди шел крестоносец, за ним хоругвеносцы, дальше, под балдахином, выступал носитель остии. Пока длилось шествие, те же хоры, что утром, пели псалмы. Между псалмами играл духовой оркестр школьников. Его преосвященство епископ Мартен благочестиво шел за остией, которую нес один из миссионеров. От начала до конца поведение всех участвующих было безупречным и образцовым. Наши маркизские «дикари» понимают, что в шествии надлежит вести себя пристойно — или вовсе не участвовать. И уж им никак не придет в голову нелепая мысль затеять беспорядки, чтобы помешать церковной процессии; такие идеи осеняют только «прогрессивных» людей, чья так называемая свобода направлена исключительно на то, чтобы лишить свободы своих противников…

Вечером состоялось торжество, которое навсегда останется в памяти. Наш Святой Отец в Риме повелел отпраздновать конец века, и епископ Мартен решил воздвигнуть в Атуоне монумент во славу нашего Спасителя Иисуса. Богоугодное рвение, которое проявили прихожане, чтобы заслужить приуроченное к юбилею отпущение грехов, показывает, сколь верно рассудил Его Преосвященство. Из Парижа для монумента прибыла скульптурная группа, изображающая Христа на кресте, Иоанна, указующего рукой на небо, и Магдалину, с несказанной скорбью глядящую вверх. Все три фигуры чугунные, в натуральную величину… Они стоят на продолговатом каменном цоколе с пятью ступенями, его объем семьдесят кубических метров. Подходящий камень здесь такая же редкость, как ваятели, и мы должны были искать породу, которая могла быть обработана имеющимися у нас орудиями. Лучшие камни получены из Ваитаху, похуже — из Ханаупе и Тааоа. Еще несколько были представлены жителями Атуоны. Господь вознаградит тех, кто в поте лица своего доставил строительный материал, а также Готеве Тико, искусного труженика, столь умело выложившего цоколь… Епископ благословил монумент и посулил отпущение грехов на сто дней за каждую благочестивую молитву, прочтенную на этом месте. Итак, первый художественный монумент, официально воздвигнутый на Маркизских островах, как и подобает, представляет собой распятие с нашим Спасителем, коий с небес правит миром»[238].

Было бы интересно услышать мнение Гогена об этом чудном памятнике, который стоит и ныне, причем три шоколадного цвета фигуры банальностью и уродством превосходят даже крашеных итальянских гипсовых святых, обычно украшающих католические церкви в Южных морях. К сожалению, в переписке Гогена с конца мая по конец августа 1902 года есть пробел, так как 27 мая роскошный «Южный крест» постигла судьба, рано или поздно постигающая все суда во Французской Полинезии: он наскочил на коралловый риф и разбился вдребезги[239]. Прошло три месяца, прежде чем на линию вышло другое судно, а за это время у Гогена появились для писем темы поважнее, чем католический юбилей. Впрочем, в одной из его книг есть язвительный выпад против европейцев, не способных ценить туземное искусство; можно думать, что он предпочел бы памятник в маркизском стиле. Но поручить Гогену изваять первый официальный монумент на Маркизах — такая безумная мысль, разумеется, никому не пришла бы в голову…