God, Human, Animal, Machine: Technology, Metaphor, and the Search for Meaning

Я заинтересовался эмерджентностью несколькими годами ранее, потому что она казалась убедительной альтернативой редуктивному материализму - мнению, что любое явление можно объяснить, разложив его на самые основные, элементарные строительные блоки. Такой подход в теориях разума слишком часто приводил к абсурдной позиции, что раз сознание нельзя наблюдать в мозге, то его не существует. Эмерджентисты, напротив, считают, что сложные, динамичные системы не всегда можно объяснить с точки зрения их составных частей. Это не просто вопрос заглядывания в мозг с помощью МРТ и обнаружения определенной области или системы, которая отвечает за сознание. Вместо этого сознание - это своего рода структурный паттерн, который возникает из сложности всей сети, включая системы, существующие за пределами мозга и распределенные по всему телу.

Хотя эмерджентизм уходит корнями в физикализм, критики часто утверждают, что в этой теории есть что-то мистическое, особенно когда утверждается, что эти модели высшего уровня способны контролировать или направлять физические процессы. Философ искусственного интеллекта Марк А. Бедау утверждал, что эмерджентность в своих самых сильных итерациях "неуютно похожа на магию", поскольку предполагает, что нематериальное свойство (сознание) способно каким-то образом причинно воздействовать на материальную субстанцию (мозг). Более того, немногим эмерджентистам удалось точно сформулировать, какой тип структуры может порождать сознание у машин; в некоторых случаях разум представляется просто как свойство "сложности" - термина, который является весьма расплывчатым. Некоторые критики утверждают, что эмерджентизм - это всего лишь обновленная версия витализма - древнего представления о том, что мир одушевлен жизненной силой или энергией, которая пронизывает все вещи.

Вплоть до XVII века витализм был онтологией по умолчанию практически во всех человеческих культурах: в большинстве случаев оживляющей силой считалась душа, которая существовала во всех вещах, проявлявших признаки жизни. Только после Декарта витализм был сформулирован как научная позиция, как возражение против популярного мнения, что люди - это просто машины. Виталисты настаивали на том, что организм - это нечто большее, чем совокупность его частей, что помимо физической структуры должен существовать некий "живой принцип", или élan vital. Эта теория была убедительной отчасти потому, что она была интуитивной. Машина всегда остается просто машиной, но мертвому животному явно не хватает чего-то - жизни, тепла, - что когда-то оживляло его живую форму, даже если все материальные части остаются на месте. Виталисты выдвинули гипотезу, что этим принципом жизни, возможно, является эфир или электричество, и их научные усилия по обнаружению этой субстанции часто переходили в стремление воссоздать ее искусственно. Итальянский ученый Луиджи Гальвани провел ряд широко разрекламированных экспериментов, в ходе которых он пытался оживить расчлененные лягушачьи лапки с помощью электрического тока. Отчеты об этих экспериментах вошли в научную литературу, вдохновившую Мэри Шелли на создание романа "Франкенштейн", герой которого, безумный ученый, погружен в виталистскую философию своего времени.

Хотя эмерджентизм сосредоточен именно на сознании, а не на жизни как таковой, эта теория подвержена той же критике, которая долгое время преследовала витализм: это попытка получить "нечто из ничего". Она выдвигает гипотезу о некой дополнительной, невидимой силе, существующей внутри механизма, подобно призраку в машине. Когда я читал о Бруксе и его команде в Массачусетском технологическом институте, у меня часто возникало ощущение, что они занимаются своего рода алхимией, продолжая наследие тех магов-виталистов, которые вдохновили Виктора Франкенштейна оживить свое существо из мертвой материи, и рискуя столкнуться с теми же опасностями. В конце концов, самый мистический аспект эмерджентности заключается в том, что мы можем создавать вещи, которые до конца не понимаем. На протяжении десятилетий критики утверждали, что искусственный интеллект общего назначения - машинный интеллект, функционально эквивалентный человеческому, - невозможен, потому что мы еще не знаем, как работает человеческий мозг. Но возникновение в природе демонстрирует, что сложные системы могут самоорганизовываться неожиданным образом, не будучи задуманными или спроектированными. Порядок может возникать из хаоса. В области машинного интеллекта сохраняется надежда на то, что если мы правильно соберем все части - благодаря изобретательности или чистой случайности, - то сознание просто возникнет как побочный эффект сложности. В какой-то момент природа вмешается и завершит работу.