Ему было смешно смотреть, как некоторые, держа вилку в левой руке, и ею дрожащей, пытаются аккуратно засунуть еду в рот – главное, попасть в него. При этом они наклонялись к вилке головой, как к неподвижному предмету.
Нож ведь нужен для нарезания твёрдой пищи, мяса, например, а не для того, чтобы скоблить им по тарелке, собирая на вилку гарнир, или салат.
Платон любил поиздеваться над бескультурьем, и не только столовым. Ещё больше он любил поиздеваться над завистливыми людьми.
Поэтому, когда он увидел беседующую с Надеждой Нону с обновлённой причёской, с перекрашенными в тёмно-вишнёвый цвет волосами, то не удержался:
Нона, заулыбавшись, ещё больше расцвела, а её соперница, сникнув на миг, машинально отвернулась в сторону, словно не принимая в адрес той такую похвалу и комплимент.
Но Надежда несколько отыгралась на подчинённом уже в обед:
Тогда Надежда попыталась достать непробиваемого в конце рабочего дня, заставив его задержаться:
На следующий день Надежда поутру задержалась. Алексей, как часто бывало, был в отъезде. А Платон у себя клеил этикетки.
Гудин же в спокойном одиночестве привычно и безуспешно гонял шарики на компьютере в кабинете начальницы. Он так увлёкся, что не сразу нехотя снял трубку трезвонившего телефона:
Вскоре в хорошем настроении появилась и главная, по привычке выдав очередную гиперболу, не дающую шансы сотрудникам на отгул оставшихся дней своих урезанных отпусков:
И чего там тяжёлого? Месяц, как месяц! Как и все остальные для меня лично лёгкие! Жрать надо поменьше, тогда и полегчает! – резюмировал мысленно Платон плач начальницы.
А упомянутый август вскоре и подкатил незаметно.
В субботу, 1 августа, супруги Кочет съездили в Купавну и ужаснулись состоянием бывшей дачи Гавриловых. Территория заросла кустами и побегами молодых деревьев, фактически став перелеском, дом требовал покраски, трава была по пояс, дорожки потерялись под перегнившей листвой и засохшими, упавшими ветками, бывшие грядки давно потеряли очертания, став каменными. Ветки яблонь давно опустились и перегородили все проходы, забор кое-где покосился, да и соседи были недовольны запустением за ним, портившим всю картину.
Ксения расстроилась, а Платон взялся за пилу, топор, секатор, косу, вилы и грабли. Не успела жена наговориться с соседкой, как он уже очистил палисадник от гаража до главной дорожки, придав ему весьма симпатичный вид, собрав у костра кучу разнокалиберных обрезанных веток, а под дальней яблоней у заднего забора большую кучу сухой травы и не догнивших листьев. От такой приятной неожиданности повеселела и Ксения.
Затем доморощенный «бульдозер» прошёлся по главной дорожке от калитки к дому и загону для машины, обеспечив ей беспрепятственный въезд. Лицевая сторона дачного участка в течение одного неполного дня вдруг оказалась вполне чистой и культурной.
Ксения же занялась уничтожением продуктов его труда, продемонстрировав мужу мастерство в разжигании костра из не сухих веток.
Уставшие, но довольные супруги поздно вечером через Чухлинку и Перово возвратились в Загорново.
На следующий день соседка по даче Татьяна Гусева (Кошина) пригласила ближайших своих приятелей на десятую годовщину смерти своей любимой мамочки, пришедшейся в этот раз на пятницу.
Однако утром Ксения забузила. Накануне уставшая и расстроившаяся, вспомнившая своих родителей, она совсем раскисла, пустив не скупую слезу, вопрошая к мужу, как они будут спасать вторую дачу, если ни сил, ни средств у неё больше нет.
Зато они были у Платона. Он не без труда постепенно успокоил жену, обоснованно пообещав ей постепенно всё сделать, и они пошли в гости.