Год Быка

Всё позже вставало за домом светило,
Поздней отправляясь по небу в свой путь.
Всё раньше за лесом садилось Ярило,
И сумраком день сокращая чуть-чуть.

Меня по утрам своим светом будило
В назначенный час, откровения суть.
Оно меня встать поскорее просило,
Лучом ослепляя глаза, просто жуть.

И я с ним играл, то в гляделки, то в жмурки,
С трудом разлепляя ресницы свои.
Лучи проникали во все закоулки,
Собой освещая владенья мои.

Но разум сказал мне: «Вставать ещё рано!».
И вновь погрузился я в сон, в дремоту.
Но Солнце будило лучом меня рьяно.
Пришлось жалюзи опустить к животу.

От света тогда я к стене отвернулся,
Ресницы сильнее, зажмурившись, сжав.
И шелесту их я во сне удивился,
С улыбкой лицу удивленье придав.

Боролось со мной бесполезно светило.
Ведь утренний сон вскоре вновь обуял.
Теплом чрез окно лишь меня озарило…
Будильник проснулся! Вот тогда я и встал.

Оно с ним как будто вчера сговорилось
Поднять меня нежно с постели, с утра.
И тупости ленной моей удивилось,
Будильнику дав вдохновенье тогда.

Прошло три недели, и всё изменилось:
Будильник трезвонит, а Солнца всё нет?!
С задержкой ко мне оно всё же явилось,
Как будто с вопросом: «Проснулся? Иль нет?!».

И вывод логичный я сделал в то время:
Вставать лучше с Солнцем, поверьте, друзья!
Ведь осень за лесом вставляет луч в стремя.
Её ждут и Солнце, и лето, и я!

На обратном пути поэт заметил, как в густой, высокой траве около строящегося дома старушка пасла коз, разговаривая с ними, как с людьми.

Платон вспомнил, как не так давно он встретил этих же коз непосредственно при выходе из магазина. Они мешали входу и выходу. Писатель попытался, было, панибратски с ними договорится, чтобы они вышли на улицу. Но те не поняли русский литературный, зато уловили его игривый тон.

Хорошо, что Платон вовремя увидел загоревшиеся искорки озорства в глазах парнокопытных, так как рогатые сразу же подтвердили это весьма недвусмысленным мотанием остророгих голов. Хорошо хоть, что Платон, придержав ближние к себе рога, успел выскочить из магазина. Но это было летом.

А сейчас, в самые первые дни сентября, студенты, едущие утром на электричках в Москву на занятия, полные летних впечатлений, всё ещё громко щебетали.

Но уже в последующие дни они, сморенные подзабытыми заботами, крепко спали. Жизнь входила в своё обыденное русло.

За окном летящей электрички Платон заметил появление на деревьях и кустах новых красок, ярче прежних. Осень набирала свою красоту.

Относительную тишину вагона периодически прерывали звонки мобильников и громкие ответы абонентов.

Интересно, получается! – мелькнуло в сознании Платона – Раньше, в старину, из карманов доставали старинные часы, нажимали кнопочку, и крышка циферблата открывалась!

Платон это хорошо помнил, так как одно время щеголял таким отцовским подарком.

А теперь? Почти то же самое, только в мобильнике! – неожиданно сделал вывод наблюдательный.

Первая декада сентября выдалась на редкость сухой, тёплой и солнечной. Возвращаясь каждый день с работы на дачу, Платон обратил внимание на то, что дачные окрестности обезлюдили. В магазинах народу стало меньше. Мало людей шло и с электричек. На дачах тоже стало тихо и пустынно.

Проходя по дачному садоводческому товариществу, Платон ещё издали увидел двух одиноких женщин, шедших ему навстречу. Но без очков он их не разглядел. И только вблизи понял, что это две Татьяны, одна из которых – соседка Гусева.

Поравнявшиеся с Платоном, одарившие его улыбками, ещё сохранившие стать и красоту женщины тут же отметились устами Татьяны Гусевой комплиментом мужчине:

– «А мы идём и издали любуемся тобой!».

Но Платон никак не прореагировал, переведя разговор на магазины и продуктовую палатку.