Год Быка

Соня, поначалу что-то выговорив Платону, в конце концов, не пошла в дом и убежала. А занявший было её место, но за пазухой Платона, котёнок-переросток Тимоша возмутился теперь непривычным для него заточением под сомкнувшейся молнией.

С силой высунув наружу сначала свой нос, потом мордочку и всю голову, он начал яростно вырываться из заточения, пытаясь лапками расширить спасительное выходное отверстие на свободу. Он усердно пыхтел и мяукал, будто говоря хозяину:

– «Пусти, гад! Век воли не видать!».

– «Ну, и чёрт с Вами! До вечера!» – в сердцах бросил хозяин, взяв лишь одну вяло послушную, уже заурчавшую, мудрую Мусю.

Тимоша спрыгнул на землю и пустился наутёк. Платон последовал было за ним. Но тот держал безопасную дистанцию, в итоге забравшись на середину свежее взрыхлённой грядки, словно оттуда говоря и дразня хозяина:

– «Попробуй, достань меня! Ведь ты же не будешь портить своё творение?!».

Пришлось бывшему инженеру отступить от настоящего котёнка-индиго.

Вечером же Платон хотел забрать одних котов, оставив пока в наказание, сбежавшую от него утром Соню. Но та, как почувствовавшая свою вину, вертелась рядом. Тогда он решил рискнуть и взять сразу троих.

А те, почувствовав долгожданный отъезд, даже на улице вечером уже буквально толпились вокруг хозяина, лежали, чуть ли не у его ног. А в доме вообще сели около корзины и сумки, сулящих им избавление от чрезмерно затянувшегося в этот раз летнего отдыха.

Старшие весьма охотно полезли в свои кареты. Тихон – в корзину-переноску, Соня – в специально для этого модернизированную сумку, в которой ещё утром переезжала Муся. А вот самый младший, до этого весь вечер нападавший на старших, в ответственный момент улизнул.

Но, когда гружёный двумя кошками Платон направился к калитке, тот объявился. Хозяин даже предложил ему поехать вместе, как и весной, у него ха пазухой. Но вместо этого Тима, уже познавший тесноту такого заточения, задрав вверх хвост, гордо продефилировал впереди него на улицу и скрылся в придорожных кустах их шиповника.

На прощание хозяин крикнул ему:

– «Тимоша! До завтра!».

И триумвират бывших дачников направился в путь.

Солнце уже давно село за горизонт, оставив ярко-красной зарёй свой след на небе. Было как-то очень спокойно и величественно!

Спокойно – от всех выполненных ранее запланированных дел.

Величественно – от природы с её сухостью и чистотой под ногами; от живописного неба на горизонте; от чистого и свежего, но ещё не холодного воздуха; от красоты меняющих окраску деревьев и кустов.

И этим вечером ещё было необыкновенно тепло, как летом.

Шарма добавляло и предвкушение возвращения домой в почти пустой электричке, в которой ехать было одно удовольствие!

Ещё по дороге на станцию, очарованный окружающей действительностью, Платон разговаривал с кошками, рассказывая им, как они все вместе хорошо отдохнули этим летом.

Да и уезжали они в сухое, не холодное, ещё не в совсем тёмное время суток. То есть не бежали с дачи, а уезжали степенно, как порядочные, уважаемые и знающие себе цену, люди и звери.

А те молча внимали спасителю. Лишь перед самой платформой, укачавшийся от постоянных ударов бедра хозяина, Тихон слегка заскулил, как кутёнок.

В электричке обе особи, сначала лишь сопя, к концу пути потребовали внимание ласковой руки хозяина.

До дома доехали без приключений.

Платон соскучился по Кеше. А тот, погрязший в работе, учёбе и любовных похождениях, – не очень. Придя очень поздно и обменявшись с отцом последними новостями, тот, усталый, плюхнулся в постель. Платон же лёг ещё позже, как всегда, полвторого.

На завтра, во вторник, ему предстояло после работы съездить за Тимошей. Вечером тот чуть ли не у порога дома радостно встретил хозяина, заметив его ещё издалека. Платон накормил проголодавшегося малыша сосиской. Весь вечер он ошивался около Платона, то помогая ему в любой работе, то на кого-то охотясь.

А вот спать на террасном диване Тимоша никак не хотел. Там ведь отсутствовали привычные тёплые тела Тиши и Муси. Он забрался на второй этаж и лёг на обычное место Сони на ковре под дверью спальни хозяина. Ведь из-под неё ночью шёл тёплый воздух от обогревателя. Тут же, сморенный дневными одиночными переживаниями, котёнок и затих.

Ночью он подал голос, но на улицу не захотел. Пришлось Патону его отпустить туда силой.

Утром Платона разбудил требовательный вопль котёнка с улицы, через минуту подтверждённый мелодией телефонного будильника.

Да! Биологические часы у него точно ходят! – понял хозяин.

Пришелец теперь не отходил от него ни на шаг, мурлыча и тычась в ноги носом. Платон опять разогрел сосиску, порезал её на куски и дал котёнку. Но тот съел совсем мало, что было не свойственно Дворянским сосискам Раменского производства. Зато он стал ласкаться у стола, прося сыру, после которого он даже не вернулся к сосискам.