Гномон

Я думаю, он сказал «библиотекарша». А может, «охотница». Это не слова, а координаты, сложные знаки со значением личности, места и времени. Имена, определяющие смысл и соотношение в совершенном порядке — в точке схождения, понятой так, как я никогда не понимал прежде. Может, Z пролез в мою голову, чтобы этот разговор для меня обрел смысл? Я думаю сам или уже с помощью его разума? И если так, как это повлияет на мой выбор?

Что ж, я — Гномон.

— Согласишься это сделать — получишь его. Целиком. Навсегда.

Голос мотыльков стих, упорхнул, и я остался рядом с Чертогом Исиды и мучительным ощущением побегов Загрея в моем заемном мозгу.

«Навсегда» может означать очень многое.

Вода падает.

* * *

Вода — наверное, самый универсальный растворитель, какой вам посчастливится отыскать, и довольно загадочное вещество. Она обладает наибольшей плотностью при температуре на четыре градуса выше точки замерзания, поэтому лед плавает, а не тонет. Проявляет чрезвычайно любопытные свойства в мельчайших своих частицах и является основой органической человеческой жизни. Падение воды — это перкуссия туч, шлифовочный барабан, брызги в лицо. В ней — выживание и вымирание. Первые водопадники — безумные люди, сорвиголовы, искатели острых ощущений — плясали и ныряли в пенных волнах рек там, где они срываются в воздух с отвесных утесов. Прыгали, вертелись, летели, а потом падали и чаще всего — разбивались. А если не разбивались, занимались любовью, удачно женились и богатели милостью воображаемых богов.

Теперь иначе. На языке Протяженности и Исходящих водопадник — гипотетический пришелец из иной вселенной — в теории более старой и испорченной, чем наша. Не обязательно одушевленный — это может быть предмет, который случайно преодолел стену реальности или вывалился из разрыва непрерывности и диффундировал в наш континуум. По одной из гипотез подобные выбросы омолаживают нашу вселенную, а значит, она не одряхлеет так быстро, как мы могли бы ждать. Есть и другая, согласно которой именно прорывы в ткани нашей реальности и делают вселенную настолько нестабильной. В более сложных и маловероятных построениях водопадником может оказаться разум, отправившийся в путь по собственным побуждениям. А может, и нечто среднее, наделенное альтернативным типом сознания — не безжизненное, но и не мыслящее, а что-то иное, как гриб, по сути, не животное, но и не растение. Истинный водопадник — это ресурс — и угроза, которые я не могу сбрасывать со счетов, даже если это литораль какого-то космического водовода. В таком страннике теоретически может скрываться более глубокое понимание реальности, чем мое, а значит, и знание о том, как победить в моей войне, хотя, даже если тамошние жители выбрали стратегию борьбы, им не хватило знания либо решительности, чтобы поглотить нарождающуюся вселенную, потому что иначе они это и сделали бы.

Водопадник может быть чем-то вроде меня, существом, которое ищет выход. В таком случае всегда остается шанс, что моя вселенная может стать для него выходом, что он предложит примерно то же, что и я, в тех же обстоятельствах и выйдет из приготовленного портала, чтобы разрушить нити бытия и восстановить собственное мироздание на месте нашего. В лучшем или худшем случае наша гибель уже замкнута в цикл, и на самом деле я сам войду в нарождающуюся вселенную, чтобы перестроить ее себе на пользу.

В таком случае вполне вероятно, что у меня тут возникнут разногласия с самим собой. Или, наоборот, взаимное понимание.

А может, общение с настоящим водопадником невозможно и даже пробовать бессмысленно, что бы ни казалось. Может, водопадник — если Загрей и вправду нашел его — здесь проездом, пересекает нашу реальность под странным углом, недоступным нашему пониманию, и пытаться логически вывести его мотивы или природу из того, что мы наблюдаем отсюда, это как смотреть на человеческое тело в виде клинического сечения брюшной полости и гадать, где это странное животное прячет мозги. Тут легко превратиться в карго-культ, бесконечно посылать сигналы и послания в почку или селезенку.

А может, находиться в нашей вселенной для него — как оказаться между двумя стеклянными пластинами. Представь, что было бы, если загнуть стекло или комнату вокруг себя так, чтобы оказаться на том же месте. Тебе будет хорошо, а все остальное сломается.

* * *

Если хочу завладеть Чертогом, я должен согласиться совершить четыре убийства. Должен воспользоваться им, чтобы войти в жизни четырех людей на определенном этапе и принести им смерть. Если выражаться старомодно и юридически, мне предлагают принять участие в преступном сговоре с целью покушения на убийство, и ради оговоренной платы я должен пойти и убить банкира, алхимичку, художника и библиотекаршу.

Меня это ничуть не смущает.

Можно было бы оправдать то, что я сделаю, сказав, что это малая жертва, которая позволит спасти неимоверное количество других людей. И это правда. Но меня данное обстоятельство не беспокоит. Мне просто все равно.