Гномья летопись, или Быль об Олвине

Юнни вернулась к себе, и разложила карточки с нанесёнными на них рунами. И вот, выпало ей, что пожаловал тогда в «Коннахт» шпион, соглядатай из чернолюдов, дабы с малого начать да осмотреться; мести ищет тот народ, за поражение в Лихие годы, отмщения жаждет. И выпало ей ещё, что род меди с родом железа враждует, а род олова пытается их помирить, но тщетно. Карты говорили, что гномы из рода меди недовольны, что слишком властной стала Ларуал по разумению их, а гномы из рода железа хотят над собой королём Олвина; спят и видят это — однако ж, сего не желает сам Олвин, да и негоже это, будто бы по наследству власть передаётся. Это запрещено Советом, но ведь столько воды утекло! И разве Берилла — не правнучка Ронфутта, а оба властвовали в Гномгарде.

Юнни была очень хозяйственной гномкой, и держала в своей уютной пещере-норке рассаду комнатных растений, а также кур — а курица сидит и жмурится; дожидается хозяйку. Но стоило Юнни отвлечься на пару мгновений — хвать, а курицы-то и нет! Курица больше не жмурится; нет больше курицы… Кто слопал?

— Ах, ты ж, рыжая, бесстыжая лиса! — Накинулась было гномка на воровку, но та уже сбежала далеко-далеко, виновато поджав хвост, и в пасти — бездыханная курочка. И не лень же было лисице спускаться под горку!

Тем временем Олвин в очередной, уже второй раз налетел на камень, о который уже спотыкался, когда относил в мешке пойманного им огнехвоста. В этот раз времени у гнома было чуть больше, и он решил докопаться до истины, а именно выяснить, откуда взялся на дороге этот достаточно крупный по своим размерам булыжник, и отчего его до сих пор никто так и не убрал.

Гному, как это ни странно, удалось прочесть руны, нацарапанные кем-то на этом валуне, хотя тогда, вечером, он не мог разобрать ничего. И зря он это сделал: видимо, сработало какое-то заклинание, и прямо в центре камня отпечаталось чьё-то дивное лицо!

«Зеркало, не зеркало… Что это? И кто?», мелькали в голове у Олвина разные мысли.

Сначала гном попытался приподнять камень, чтобы вглядеться повнимательнее в образ, им, камнем, источаемый, но не тут-то было: при всей своей природной, физической силе Олвин не смог даже сдвинуть с места тот достаточно небольшой объект — большой, как препятствие на дороге, но малый, чтобы совладать с потомком Нейна.

Наконец, камень поддался, но теперь этот чудо-булыжник показывал сбитому с толку гному не только лицо, но и всё тело той, которая…

«Интересно, а кто это?», бормотал Олвин. И чем больше он вглядывался в образ, тем больше этот образ захватывал его.

То была самая что ни на есть великанша — вот только таких красивых он не видывал никогда: никакого внешнего уродства, утончённая фигура, даже талия; светлые локоны волос, и васильковые глаза. Точно эльфийка или представительница людей из рода Варианна — но слишком уж большая да высокая; для неё, пожалуй, даже гора Энгер будет только по колено в высоту!

Великанша там, в камне, ходила-бродила по какой-то лужайке, и, по всей видимости, почуяла, что за ней кто-то пристально наблюдает; лицезреет, не отрывая своих глаз. Ходячая глыба нагнулась, и приблизила своё лицо к порталу; розоватые губы насмешливо скривились в ухмылке, но для Олвина это уже не имело никакого значения в абсолюте — точно завороженный, он пялился на ту, которая с интересом его разглядывала, рассматривала.

— Олвин! — Позвала она. — Олвин!

— Да, моя госпожа? — Гном был словно загипнотизирован ею.

— Иди ко мне!

— О да, моя госпожа…

— Но для этого тебе придётся меня найти! Разыщешь Ёллейн среди льдов и снегов, на крайнем севере… Да смотри не замёрзни на полпути!

Гном застыл в безмолвии: образ Ледяной королевы исчез! И руны на камне — тоже. Теперь это был самый простой булыжник, не более того…

Перемену в Олвине заметили не сразу — это был всё тот же трудяга, работяга; однако, медленно, но верно гном замерзал, постепенно становясь каким-то чёрствым, мрачным, отстранённым — чары колдуньи обволокли и больше уже не отпускали.

Когда Олвин пожаловал в «Коннахт», всё уже было давно убрано — любой в этом мире имеет право на отдых.

— Олвин! — Окликнула осунувшегося гостя Юнни: от неё не укрылось, что бравый гном не в духе, и уже давно.

— Да?

— Тебя явно что-то беспокоит. Говори.

— Тебе показалось. — Уклончиво ответил тот: похоже, он не желал говорить на эту тему.

— Вот чего ты хмур? Опять не поел, словно моя стряпня тебе больше не по нраву. — Присев рядышком, гномка легонько дотронулась до плеча своего друга.

— Одну из шахт нынче завалило; хорошо, что никто не пострадал.

— Уверена, что это не единственная причина твоей апатии.

Олвин молчал. И на следующий день была такая же картина.

— Я знаю, что это: это ледяное дыхание Ёллейн. — Юнни была мудрее многих смертных, многих из уже почивших и ныне живущих. — Ёллейн да Ёллейн! Заладил одно и то же. Не издал ни звука, но я всё поняла без слов. Не кушаешь; ни капли не пригубил из-за неё.

Олвин посмотрел на Юнни, небрежно расплатился (хотя ни к чему не притронулся), встал из-за стола и вышел, не проронив ни «а», ни «б».