Гнёт. Книга 2. В битве великой

— Пожалуй… Теперь все заняты ловлей революционеров, — рассудил Ронин.

— Ну, это не совсем так. Общественное мнение привлечено к угнетённому состоянию подданных эмира. В газетах и наших, и столичных, часто появляются разоблачительные статьи, — ответил Бетгер.

— А если передать в газету? Как думаете, Карл Богданович? — озабоченно спросил Силин.

Ронин поддержал:

— Это, пожалуй, будет правильно. Материал боевой.

— Я другого мнения. Лучше, если ты, Силин, сам вручишь эту жалобу в канцелярию. Я напишу записку Семёнову. Он интересуется нашим краем и уж не позволит залежаться жалобе.

— Семёнов? Александр Александрович? Вот кого и я бы повидал, — оживился капитан. — Интересный человек, быть ему учёным. Однако мне пора, есть ещё кое-какие дела. Всего лучшего, Карл Богданович.

Он пожал руку Бетгер у и обратился к Силину:

— С тобой, братец, не прощаюсь. Завтра зайди ко мне, после того как передашь жалобу. Остановился в гостинице Гаврилова, в пятом номере. С четырёх часов буду ждать. Так?

Слушаюсь. Давно мы с вами не беседовали. Коли интересуетесь жизнью кочевников, многое расскажу.

— Непременно побеседуем. До свидания.

Выйдя на крыльцо, Ронин приостановился. Глубоко вдохнув свежий воздух, запахнул плотнее шубу, подумал: "В редакцию идти нет смысла. За ними слежка".

Приглушённый влажным воздухом, поплыл колокольный звон, извещая верующих об окончании вечерни. От этого протяжного звука стало тоскливо. Ронин медленно сошёл на тротуар и остановился. На степе была наклеена афиша. Крупные буквы, освещённые сильным светом фонаря, легко читались. Нет, не заглохла ещё общественная жизнь в городе. Афиша гласила, что Музыкально-драматическое общество Ташкента ставит спектакль "Женитьба" Гоголя в Общественном собрании.

Посмотрел на часы: можно успеть. Оглянулся, поблизости извозчиков не было, бодро зашагал в заснеженную даль улицы.

На спектакль чуть не опоздал. Едва снял шубу, взял билет и вошёл в зал, как прозвучал третий звонок.

В антракте, выйдя в фоне, он удивился разнообразию зрителей. Здесь были светские дамы в пышных нарядах, мелькали скромные костюмы интеллигентов, сюртуки военных чиновников, смокинги штатских и, что было ново, — пиджаки рабочих.

Внимание Ронина привлёк техник в железнодорожной форме. Это был человек лет тридцати, плечистый, с шапкой густых волос. Что-то знакомое показалось Ронииу в спокойных чертах лица, в пытливом взгляде серых глаз. В свою очередь техник, медленно прогуливаясь мимо капитана, тоже внимательно вглядывался в его лицо, словно силился вспомнить минувшее.

"Кто же это? — мучительно думал Ронин, перебирая в памяти случайные встречи. — Кто?"

А техник проговорил:

— Если не ошибаюсь, наш асхабадский капитан?

Как только Ронин близко увидел эти спокойные серые глаза, память мгновенно вернула утраченное временем.

— Да это же Митя Глухов! Рад вас видеть. Давно не встречались, лет десять… — говорил он, пожимая широкую ладонь с длинными крепкими пальцами.

— Больше. Лет одиннадцать… Помните нашу воскресную школу? Хорошие вы лекции читали.

— Благодаря вам… вы подсказали. Как живёте? Не женились?

— Женат. Дочери уже десять, сыну восемь. Где Дима? Люблю я его, хотя и погасил он мою мечту.

— Дима в Москве, проездом был у него. На нелегальном положении, носит другую фамилию. Какую же мечту вашу он погасил?

— Женился на Марине, дочери Хмеля. Я любил её с раннего детства. Как она?

— Врачует. Скучает о Туркестане, живёт в Москве из-за Димы, помогает ему в конспирации.

— Эх, многое надо сказать…. — Глухов окинул взглядом людей, беспорядочно сновавших по фойе.

— Что ж, давайте встретимся. Я остановился в гостинице против Воскресенского базара.

— Может быть, пройдём после спектакля ко мне? Я живу недалеко. Увидите Василия Ивановича Хмеля…

— Жив Хмель? Лихой был парень… А вот и звонок, доглядим "Женитьбу", а потом…

— Хорошо.

Побывав в этот же вечер в гостях у Глуховых, побеседовав с Хмелем, Древницким и Силиным, Ронин рано утром уехал в Самарканд.

* * *

В Самарканд поезд пришёл поздно, в девятом часу вечера.

Фонари освещали пути, перрон и здание станции, а на площади было темно и грязно после выпавшего накануне дождя со снегом.

Ронин остановился на крыльце, всматриваясь, нет ли где огоньков фонарей на извозчичьих пролётках. Пешком до города не добраться — грязно и темно, дороги не видно.

За его спиной, заскрежетав блоком, отворилась дверь, из вокзала кто-то вышел.

Стоявшая возле крыльца парная пролётка придвинулась к ступенькам. Ронин повернул голову. Из-под меховой шапки на него смотрели приветливые глаза. Небольшие усы и бородка придавали лицу мягкость.

— Простите, — проговорил незнакомец, чуть тронув в знак приветствия шапку. — Полагаю, что вы ждёте извозчика? Напрасные ожидания. Наши извозчики бастуют.

— Вот как! Ну действительно положение хуже губернаторского. Как добраться до города — ума не приложу…

— Разрешите помочь вам, — улыбнулся незнакомец. — Вот мой фаэтон, довезу вас. Я доверенный купца Иванова. У него здесь большое дело. Фамилия моя Янтовский.