Гнёт. Книга 2. В битве великой

За Еленой всюду следовали люди-тени. На вокзале сыщик обнаружил, что, не беря билета, Елена вошла в поезд, видимо провожая старушку, ехавшую в Асхабад, и не вышла обратно. Сыщик кинулся к своему начальству. Но случайно болтавшийся на вокзале Пашка-живоглот на ходу вскочил в один из последних вагонов поезда, решив не спускать глаз с этой важной барыни, которую ненавидел уже потому, что она независима и богата, а в далёкие времена её муж, Никита Громов, за какую-то плутню отстегал его нагайкой.

— Ничего, сочтёмся, потягаемся. Теперя Пашка богат, посмотрю, как арестанткой будет барыня-то. А сынка — на виселицу.

Уплатив главному кондуктору, он узнал, что у Елены билет до Красноводска и немного успокоился. Добыча не ускользнёт.

Он видел, что его жертва почти на каждой станции покупает фрукты, пирожки. Она выходила без шарфа в своём заметном пыльнике и с маленьким саквояжем, куда складывала покупки.

На станции Урсатьевская поезд стоял двадцать минут. Пашка в толпе пассажиров не видел Елены, он метался, бегая в буфет, по ларькам и среди торговок; наконец увидел её в окне вагона.

— Тьфу, окаянная! Испугала как, думал, сбежала, а она пирожки жуёт…

Поезд тронулся, он кинулся в вагон, и в окно увидел Елену, растерянно махавшую руками и бегущую за вагонами. Её остановил дежурный, которому она стала что-то с жаром объяснять.

— Вот треклятущая баба… видать, от поезда отстала, — он ринулся на площадку, но дверь оказалась запертой, а поезд набирал скорость.

В это же время станционный колокол дал знать о посадке на андижанский поезд. Елена купила билет и села в вагон. На площадке стоял киргиз с хурдлеуном и руках. Он тихо сказал по-русски:

— Выходите на Горчаково, дверь будет открыта и сторону степи.

Она взглянула на худощавое, тёмное от загара лицо человека лет за пятьдесят. На неё доброжелательно глядели серые глаза. Кивнув головой, Елена прошла в вагон.

Елена долго старалась вспомнить обладателя этих глаз и голоса, таких знакомых и забытых. И только тогда на какой-то станции мимо окна прошёл этот кочевник и, покупая дыню, небрежно откинул в сторону хурджун, она вдруг вспомнила и узнала его. Несомненно, это был охотник Силин. Постаревший, с подстриженными усами, но всё с той же военной выправкой и чёткими движениями.

* * *

Поезд на Красноводск пролетел мимо разъезда и остановился на станции. Пашка, как ошпаренный, выскочил и побежал дать телеграмму жандармскому полковнику.

— А ну давай, пиши, что я скажу, живея!

Взглянув на взлохмаченного мужика, молодой пригожий телефонист в лихо сдвинутой на затылок форменной фуражке валено заявил:

— Ты, дядя, не в питейную пришёл. Нечего тут распоряжаться…

— Телеграмму ударь, срочную…

— Ах, телеграмму?.. Вот бланк, чернила возле вас, пишите! — И он независимо стал работать ключом аппарата.

Вот когда Пашка пожалел, что не слушал добрых людей и не учился грамоте. Сбавив тон, он уже просительно заговорил, растерянно глядя на телеграфиста:

— Тут такое дело, милок, телеграмма-то казённая, важнеющая. А я неграмот…

Он не закончил фразы. Послышались удары станционного колокола, паровоз дал резкий свисток, и поезд двинулся. Пашка ринулся к двери, но она оказалась внутренней; пока он метался, отыскивая выход, поезд ушёл.

— Батюшки! — завопил злополучный сыщик-любитель. — Картуз, кафтан, сумки… пропали.

Телеграфист презрительно оглядел растерявшегося клиента и внушительно проговорил:

— Не орите, почтенный. Никуда ваши вещи не денутся. Снимут их на следующей станции и вернут сюда с первым поездом.

— Поезд-то когда будет обратный?

— Завтра поутру.

Пришлось Пашке всю прохладную ночь продрожать в одной жилетке. Но всё же он дал телеграмму о том, что Громова отстала от поезда. Правда, ему долго пришлось уговаривать самолюбивого телеграфиста, чтобы тот написал текст телеграммы.

Когда из Ташкента была дана секретная депеша по всей линии Закаспийской и Ферганской железных дорог о розыске пассажирки Громовой, она в сопровождении Силина и его жены Анзират-ой, восседавшей на белом верблюде, ехала верхом на спокойном коне по степной тропе, направляясь к горам, туда, куда звало её сердце. Смуглое от орехового масла лицо под белой кисеёй тюрбана было привлекательно. Глядя на двух кочевниц под охраной пожилого степенного бая, никому не пришло бы в голову, что одна из них — Громова.

После непродолжительных скитаний верхом по горным дорогам Елена с Силиным и Анзират-ой приехала на летовку Молдабека. Её встретили с, большим почётом, поместили в юрте, которую поставили возле юламейки Громбатыра, и поднесли обильное угощение. Громов с сыном, не ожидавшие скорого приезда Елены, накануне отправились в горы на охоту.

Догадливый Молдабек послал к ним гонца с известием о прибытии долгожданной гостьи. На следующее утро Елена, заплетая свои длинные волосы в две косы, грустно думала: "Вот и серебряные нити появились. И Никита, верно, стал стариком. Много ему пришлось перемести… Ах, зачем я растратила лучшие годы на сомнения и страдания? Узнаем ли мы друг друга?"