Гнёт. Книга 2. В битве великой

Султан не мог понять, искренне ли говорит Назар-бай или лукавит. Он приказал позвать Яманбая, долго всматривался в него, усадив рядом, угощал, напоминал ему прошлые дни, наконец, отвернув рукав рубахи, увидел то, чего искал. На локтевом сгибе была коричневая родинка величиной с муху.

Взволнованный Молдабек обнял невозмутимого Яманбая, прижал его к сердцу.

— Побратим моего дяди, друг… Ты поедешь со мной, будешь жить на покое, мы вылечим тебя…

Яманбай кивнул головой, наморщил лоб, силясь что-то попять и объяснить себе, потом погрузился в полусонное состояние.

Так Громив нашёл друга и покровителя. Окружён-вый заботами, всё время находясь среди внимательных людей, он стал беспокойнее. Когда Молдабек пел, играя на домбре, на него находили минуты просветления, и, казалось, он припоминал прошлое. Дикий и угрюмый раньше, он сам стал теперь искать общества людей.

Заходил то в одну, то в другую юрту, здоровался и сидел, прислушиваясь к разговорам, потом вставал и молча уходил. По-прежнему из обычного равновесия его выводили коми серой масти. Он кидался к такому коню, ласкал, оглаживал и что-то бормотал. Но память всё же не возвращалась, хотя Молдабек часто певал ему степную балладу о гибели Громбатыра. Обычно в такие минуты брови его хмурились, он пытался что-то припомнить, потом с мучительным стоном вскакивал и, захватив ружьё, отправлялся в горы. В таких случаях люди, посланные Молдабеком, издали следили за больным.

Так шли годы. Но вот однажды, когда род стал кочевать на границе с Кашгаром, с Никитой случилась беда. Покорный своей привычке одиноко бродить в горах, он зашёл в дикое заросшее ущелье. Там на него неожиданно накинулся барс. Громов был без ружья; несмотря на неожиданный прыжок зверя, он выхватил нож и всадил его в раскрытую пасть, затем вырвал и ударил в сердце, но острые когти зверя сильно изранили его. Подоспевшие охотники застали зверя убитым, а истерзанного Громбатыра донесли едва живым.

После этого случая память стала возвращаться к нему. Сильное потрясение вернуло её. Прошлое медленно стало всплывать перед ним. Постепенно Громов припомнил своё падение в реку, удар о плывущее дерево. Возвращение памяти к больному так обрадовало султана, что он не мог дня прожить без своего друга. Молдабек рассказывал о том, как ездил в Москву, как горевала Елена и какой у него чудесный сын. Но после таких бесед на Громова находила тоска, он снова уходил в горы.

Вот и сегодня, узнав, что ждут Андрея, что султан едет встречать его, Никита Громов под утро, захватив ружьё, отправился искать уединения. Вернулся он, когда затухала заря и костры становья ярко горели.

Никита подстрелил горную косулю, её несли охотники. Он далеко опередил их. Не доходя до белой, юрты друга, он услышал ласковый звон струп. Приостано-вившись, ждал, когда успокоится затрепетавшее сердце. Быть может, сын всё же приехал?

Точно в ответ на этот взволнованный вопрос, из юрты взвился сильный баритон. Никита замер. Что это? Тоскующий голос пел родную песню. После борьбы с барсом, выздоравливая, он стал понимать русскую речь и часто беседовал с Молдабеком по-русски.

Вот и теперь он понимал каждое слово, а мелодия, трогая сердце, лилась и уносилась в серебристые дали сумерек. И когда чудесный голос, замирая, пел:

Догорай, моя лучина…

Громов сам не знал, как у него из горла вырвались хрипловатые, но полные чувства слова:

Догорю с тобой и я..

Он шагнул в юрту, но на её пороге чьи-то крепкие руки заключили его в объятия, а взволнованный голос шептал:

— Отец, отец… Наконец-то я нашёл тебя!..

Глава шестая ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ

Или правду сказали, что
будто моя
Лебединая песни пропета.

Из старинного романса

…Наступили жаркие дни конца июня. В степи пожелтели травы; голубые краски неба побледнели от зноя, солнечные лучи обжигали, почва раскалялась, становясь твёрдой, как камень.

Нестерпимо душно в вагоне поезда, пересекающего Ферганскую долину.

Елена стояла у окна, любуясь цепью далёких гор. Туда она рвалась всей душой, там ждут её сын и тот человек, которого двадцать лет считали мёртвым.

В Ташкенте Елена заявила всем своим знакомым, что едет в Петербург, ходатайствовать о смягчении участи сына.

В номере она оставила запечатанный конверт с деньгами для управляющего гостиницей. На вокзале опустила письмо на имя Галлер, прося её отправить все вещи в Москву, сообщив, что случайно на вокзале встретила знакомых, которые сказали ей такое, что она решила немедленно возвращаться в Москву. Как будто всё было сделано, чтобы сбить с толку ищеек. Но Елена не учла одного — ненависти тупого, но хитрого и злобного человека.

Когда в охранке потеряли след Андрея, там началась тревога. Сыщики подглядывали, подслушивали, расспрашивали. Но никто не видел студента. Заставы на всех дорогах сообщали, что в течение двух недель из Ташкента Громов не выезжал.

К жандармскому полковнику явился Пашка-живоглот с жалобой на Буранского.