Гнездо над крыльцом

Такое вторжение произошло в Воронеж в июле 1973 года. Под вечер, двадцатого числа в городе и его окрестностях в ясную и тихую погоду внезапно разыгралась невиданная черно-красная метель: над самой травой и до высоты, доступной нашему взгляду, летели мириады божьих коровок. Наступило что-то вроде неполного солнечного затмения, когда солнце светит едва вполсилы. Деревья, ограды, столбы, стены домов стали покрываться густоржавчатым налетом от опустившихся на них жучков. Близился вечер, и они искали какого попало ночлега. Ничего зимнего, конечно, в этой картине не было, но на метель, действительно, было похоже.

Маленький хозяин городского сквера

Когда в первые дни лета по улицам летит назойливый тополевый пух, единственное место, где от него можно найти какое-то спасение, — густая липовая аллея в городском сквере. Мягкая, свежая листва готовящихся к цветению лип гасит рев автобусов, съедает сизый дым их выхлопов, и ветер проносит сквозь нее только мелкие пушинки. Но если бы не было этого пуха, наверное, не обратил бы я внимания на кусок бечевки, свисающий из толстой развилки прямо над дорожкой. Раскачивает ветер обрывочек ветхой веревочки, облепленный тополевой метелью, а там, откуда он свисает, птичье гнездо. Неряшливое, из сухих травинок, ниток, клочков ваты, двух автобусных билетов и этого самого обрывочка.

Не сразу можно заметить, что торчит из этой кучки ветоши серый птичий хвостик, а с другой стороны — серая головка с острым черным клювиком. Кажется, птица, поймав на себе взгляд, затаилась, замерла, не дыша и боясь даже моргнуть. Но через минуту вдруг закопошилась, словно ей неудобно сидеть на мягкой постели, сменила позу и застыла снова. Гнездо построено невысоко: привстав на цыпочки, можно дотронуться до кончика бечевки. По дорожке за день проходят тысячи людей, но мухоловке это не доставляет беспокойства. А копошится она, переворачивая под собой яйца.

Самая обычная и самая незаметная птица наших городов, сел и лесов серая мухоловка. Самая невзрачная она из наших певчих птиц: вся серенькая — сверху потемнее, снизу посветлее. И весеннюю песню ее песней не назовешь: так, писк или цыканье какое-то негромкое и неразборчивое. Но слышен этот писк, как и многие тихие голоса природы, довольно далеко даже сквозь шум осиновой листвы под ветром или звуки самой оживленной улицы. Пением мухоловке, может быть, только дубонос уступит. Но у того наряд какой! У мухоловок же обе птицы в паре одеты перо в перо одинаково.

Но при широкой и давней известности серой мухоловки она во многом остается для нас птицей-загадкой. Да, это не певец. И если с того места, где сидит мухоловка, услышать после ее поскрипывания и попискивания простенькую мелодию из приятных звуков, можно скорее подумать о присутствии рядом с ней еще какой-то птицы, чем поверить в то, что поет она же. Возможно, есть в ее племени особо одаренные пересмешники, которые заимствуют чужие песни. Профессор А. С. Мальчевский, записавший известную пластинку «Говорящие птицы», рассказывал, что у ленинградских юннатов была серая мухоловка, которая отчетливо произносила: «Солдат, пора спать». А может быть, способность к приятному пению появляется у мухоловки только с возрастом, до которого доживают далеко не все.

Песню лесных мухоловок, живущих в богатом певческом окружении, можно принять за песню других птиц — зарянки, горихвостки, славки. У городских же часто не бывает иных соседей кроме воробьев, поэтому иногда лишь раз в несколько лет удается услышать от этих мухоловок приятную песенку. Есть в ее строе и звучании что-то похожее на пение зарянки, и так же гармонирует она с печально-задумчивым выражением черных глаз. И поет ее птица явно для себя, для своего удовольствия.

В гнезде грела яйца самка, а самец с утра до вечера патрулировал небольшой сквер. Здесь еще могли появиться другие мухоловки, и надо было их предупредить или прогнать, не дав завладеть даже небольшой частью семейного участка. Он безразлично относился к жившей рядом паре зябликов, к пересмешкам и зеленушкам, терпимо — к воробьям, шарившим вокруг его гнезда. Но если бы залетела сюда другая мухоловка — быть драке.

Летом 1957 года я нашел в лесу трухлявый остаток осинового ствола, на обломленном торце которого серые мухоловки сделали гнездо. А чуть ниже, в дупле, выдолбленном малым пестрым дятлом, вертишейка выкармливала одиннадцать своих птенцов. Всякий раз, когда она подлетала к дуплу с клювом, полным муравьиных яиц, мухоловка приподнималась на гнезде и щелкала ей навстречу клювом. Выглядело это настолько беззлобно, что казалось соседским птичьим приветствием. Самец же не обращал на вертишеек никакого внимания.