Гнезда Химер. Хроники Хугайды

– Не говори ерунду, – строго сказал рыжий. – Никто не знает, где живут улльские боги. Известно только, что сами уллы уходят к ним после смерти. Каждый идет к тому богу, в честь которого назван. Если разобраться, дяде Люсгамару повезло: ему светит целая вечность пива, с таким покровителем, как у него, не пропадешь!

– Здорово, – улыбнулся я. – А что, кроме пивных богов, есть еще какие-то?

– Спрашиваешь! У уллов много богов, я сам всех не припомню. Есть Агум – бог гнева; Гома Гэйгоба, который научил уллов писать и считать; Гамбустыг – изобретатель замков и запоров, оберегающих от краж; Бэга-Бэга-Тыга, исцеляющая от недугов, Ныздынбыба, обитающая в горячих источниках; Олгом – бог праведного возмездия; Гардумба – покровитель щедрости и устроитель первых пиров; Шаробыльбах – бог трудного дня, покровительствующий тем, кто встает на рассвете… Да всех и не упомнишь![59]

– Здорово! – повторил я и машинально отправил в рот еще кусочек курмды.

Сколько я ее сожрал за этот длинный дурацкий день – описать невозможно. Впрочем, на пол я уронил еще больше, особенно в конце «фестиваля».

Под вечер я окончательно перестал осознавать происходящее, зато преисполнился счастливой уверенности, что Мир, в котором я живу, – чудное местечко, окружающие меня люди – создания ангельской кротости, а я – самый замечательный парень на свете, пользующийся всеобщей любовью и заслуженным восхищением. Словесная каша, в изобилии вываливающаяся из моего рта, казалась мне сборником великих откровений, а плохо скоординированные телодвижения – исполненными совершенно особой величественной грации… Да уж, могу себе представить!

Если честно, так нажираться мне удавалось только в далекой юности, да и то нечасто, всего пару раз, когда шквал дармового коньяка обрушивался на стабильно голодный желудок. Смутно помню, что в конце праздника я отплясывал вместе с уллами, с энтузиазмом подпевая: «Чуб-чуб – Чубарага» и то и дело восклицая: «Йох! Унлах!» – в точности, как мой давнишний собутыльник Таонкрахт, будь он трижды неладен. Волосатые чудовища одобрительно отзывались о моих хореографических талантах, а Хэхэльф смотрел на меня дикими глазами. До сих пор он считал меня вполне приличным человеком – и вот, на тебе.

* * *

Тем не менее, Хэхэльф не бросил меня в компании моих новых братьев по разуму. Утром я проснулся в шатре на палубе «Чинки», да еще и укутанный в волшебное одеяло Ургов – думаю, именно оно и помогло мне выжить.

Хэхэльф уже был на ногах и взирал на меня с заметным сочувствием.

– Ты жив, несчастье? – снисходительно осведомился он.

– Жив, – с некоторым сомнением подтвердил я. Потом произвел ревизию своих ощущений и с удовольствием убедился, что мои дела не так уж плохи. Ну да, альганского розового мы, хвала Аллаху, не пили!

– И как меня угораздило? – недоуменно спросил я – скорее себя самого, чем Хэхэльфа. Но ответ на этот риторический вопрос у него имелся.

– Ты сколько курмды сгрыз, помнишь? А один кусочек вроде того, который ты отправил в рот с самого начала, – это же все равно, что большая кружка обыкновенного пива.

– Ничего себе! – ужаснулся я. – Получается, я выдул несколько бочонков?

– Вроде того. Курмда тем и хороша для того, кто хочет как следует напиться: столько жидкости ни в одно брюхо не поместится.

– Ох! – вздохнул я. – Вообще-то предупреждать надо.

– Вообще-то соображать надо! – парировал он. – Я тебе не нянька. Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Иди искупайся, будем собираться в дорогу. Или хочешь еще денек погулять?

– Курмды погрызть? – простонал я. – Спасибо, с меня хватит.

– А плясал ты замечательно! – сказал Хэхэльф мне вслед. – Я уж начал сомневаться: не улл ли ты, часом? Просто очень худой и бритый.

Я разделся, перед тем как нырнуть в море, и немного испугался: невооруженным глазом было видно, что я здорово растолстел. Ничего страшного, конечно, но я привык к своему плоскому животу, и мне совершенно не понравилась небольшая, но вполне заметная складка, нависающая над поясом.

Искупавшись, я потребовал у Хэхэльфа зеркало и с отвращением уставился на свою рожу: кажется, за минувший день она стала ровно в два раза шире. Думаю, кырба-ате были бы мною довольны.

– Это что, тоже от курмды? – сердито спросил я Хэхэльфа.

– Ну да, – хмыкнул он. – Ты ее столько сожрал, я бы не удивился, если бы ты превратился в улла. Говорят, такое тоже бывает.

Я отлично понимал, что Хэхэльф шутит, но его заявление все равно повергло меня в самую настоящую панику. Я снова уставился в зеркало, чтобы убедиться, что не начал зарастать густой черной шерстью. К счастью, ничего, кроме недельной щетины на моей непомерно раздавшейся вширь роже, не обнаружилось. Время от времени я брал у Хэхэльфа некое подобие опасной бритвы, чтобы привести себя в порядок, но в последние дни совсем обленился. Зато сейчас я схватился за его бритвенный прибор как утопающий за соломинку и скоблил свои округлившиеся щеки, пока они не стали идеально гладкими. Хэхэльф наблюдал за моими судорожными действиями с немым восхищением.

– Ты что, поверил? – наконец расхохотался он.