– Извини, Ронхул, – виновато сказал ослабший от смеха Хэхэльф. – Честное слово, я не хотел с тобой шутить, но нам так редко доводится встретить человека, который пробует курмду впервые в жизни!
– Ладно уж. – Я сделал глоток нормального мокрого пива, чтобы окончательно избавиться от остатков пены во рту.
– Попробуй еще раз, – предложил Хэхэльф. – Только теперь возьми очень маленький кусочек. Лучше всего раскроши его на ладони и бери совсем по чуть-чуть.
Я отважился повторить эксперимент. На сей раз пены было в меру, и я наконец получил возможность оценить замечательные вкусовые качества курмды.
– Ладно, – сказал я Хатхасу. – Что такое курмда, я теперь запомню на всю жизнь. А что там у вас на Халндойне делают с уллами, которые разбойничают не для обогащения, а «по зову сердца»? Ты так и не рассказал.
– А, моя история, – хмыкнул он, закидывая в рот кусочек курмды. – Ладно, слушай дальше. Поскольку уллам все равно, какую добычу брать, халндойнские хуторяне завели такую полезную традицию: когда приходит время ежегодного улльского набега, они строят на побережье, у самой воды, хижину, какую-нибудь дрянную развалюху, лишь бы ветром не унесло, складывают туда кучу старого хлама – и все, готово! Уллы не пойдут вглубь острова, если найдут добычу у самой воды. Но остается еще одна проблема. Уллы выходят в море не столько для того, чтобы забрать чужое добро, сколько для того, чтобы отбить его у хозяина в хорошей драке. Так что пустой дом они, скорее всего, не тронут, а пойдут искать жилище, у которого есть хозяин.
– Душевные ребята! – хмыкнул я. – И как вы выкручиваетесь?
– Не мы, – поправил меня Хатхас. – Они выкручиваются. В таких случаях принято бросать жребий. В жеребьевке принимают участие все мужчины, начиная с пятнадцати лет. Впрочем, в некоторых местах женщины тоже – все, кроме тех, у кого совсем уж маленькие дети. В том же Койдо, например, все равны перед законом о защите поселения. Тот, на кого выпадет жребий, должен остаться в хижине и стеречь барахло. Когда придут уллы, он должен драться с ними не на жизнь, а на смерть, словно защищает не кучу ненужного хлама, а свое достояние. Дело заканчивается тем, что уллы его убивают или оглушают – это уж как повезет – забирают добро и, счастливые, уезжают восвояси. Теперь они получили все, чего хотели: и драку, и добычу. Все честь по чести.
– Понятно, – кивнул я. – Да, наверное, это разумно.
– Скажем так, практично, – вмешался Хэхэльф. – Если у хижины с барахлом не будет защитника, уллы, скорее всего, пойдут дальше, и тогда дело не ограничится всего одним убитым.