Свертывая в кедрачи, Григорий несет на спине беспокоящийся, напряженный взгляд Ульяны, ему хочется обернуться еще раз, и он оборачивается, но уже не видит ни жены, ни сына.
«Молодец Уля! — ласково думает он о жене. — Не задерживала меня!» Его переполняет чувство нежности, любви, признательности к ней…
Темная гулкость кедрача звенит капелью. Стволы деревьев потемнели от влаги, ветки, тяжело распластавшись, тянется к земле. Тайга на мелкие лоскутки изрезана солнечными тенями и от этого стала цветастой, как ситцевое платье деревенской плясуньи, вышедшей в круг.
Мысли текут хорошие, плавные, покойные. Шагается легко, хотя пошли вторые сутки, как Григорий в пути, хотя позади шестьдесят километров и бессонная ночь…
Разговор с директором Сутурминым получился коротким, совсем не таким, каким представлял его Григорий там, в Глухой Мяте. Он раньше думал, что расскажет директору о своих отношениях с лесозаготовителями, поделится с ним тревогами, но случилось не так. Как только вошел Григорий в кабинет, увидел лакированную мебель, ковровую дорожку, фикусы в кадках, несколько телефонов на столе и самого Сутурмина, громко разговаривающего по селектору, так показалось ему, что дела Глухой Мяты стали мелкими, незначительными. Что было Сутурмину — руководителю огромного предприятия, которое занимало площадь небольшой европейской страны, — до того, что Федор Титов не выбирает тонкомерные хлысты, а Михаил Силантьев норовит пиловочник выдать за судострой. Все это показалось ненужным, мелким в просторном кабинете, где людей интересовало только одно — будет спасен сосняк от шелкопряда или не будет? Все остальное, по мнению Григория, не могло интересовать человека, разговаривающего по селектору. Поэтому он решил твердо — о мелочах не говорить, а только о главном. Но и главное-то тоже приобретало категорический смысл — да или нет?
Сутурмин нисколько не удивился приходу Григория. С таким видом, точно ждал его с минуты на минуту и даже пригласил в кабинет для беседы, протянул руку, второй схватил телефонную трубку, буркнул несколько слов, со звяком бросил, схватил другую, опять буркнул в нее и кивнул головой на диван — садись! Одновременно с этим освободившейся рукой он нажал кнопку настольного звонка, после чего, словно по волшебству, появилась бесшумная секретарша, вытянулась по-армейски в дверях.
— Ко мне — никого! Звонков — никаких! — командовал директор.
Только по этому и понял Григорий, что его приход для директора был все-таки событием.
Кивком головы отправив секретаршу, Сутурмин выхватил из столешницы папиросу, жестом фокусника кинул ее в рот, неуловимо быстро чиркнул спичкой о что-то лежащее на столе и всей грудью брякнул на стол, налив веселой кровью молодое, яркое лицо с косыми височками, проговорил звонко:
— Зачем пожаловал, командир особой ударной дивизии? Выкладывайте карты на стол, Григорий Григорьевич!
Директор был в кабинете не один — у окна сидел главный инженер. На него и покосился — насмешливо — Сутурмин, спрашивая Григория:
— Так зачем? Выкладывайте на стол!
Ожидая взрыва возмущения, негодования тем, что запасной бобины не оказалось, Семенов коротко рассказал о происшествии, но случилось неожиданное: директор еще больше повеселел, рывком перекатился по стулу к главному инженеру, закусив папиросу, проревел:
— Видал миндал! Начхал я на твой скепсис, понял! — И к Семенову: — Сводку знаю, можете не рассказывать… Говорите о людях! Слушаются? Не слушаются? Как работают? Что Титов? Ну, Григорий Григорьевич! Кладите на стол!
Григорий, помолчав, ответил:
— Ничего!.. Все в порядке!
— Ага! Хорошо!
И опять к главному инженеру:
— Видал! Бьем скептиков, бьем!
Вот тут-то и понял Григорий причину веселости директора Сутурмина, понял, почему он весело кричит главному инженеру: «Бьем скептиков!» Ясно представил Григорий картину в кабинете директора перед отправкой бригады в Глухую Мяту: главный инженер, наверное, был против кандидатуры Семенова на должность бригадира, а Сутурмин доказывал обратное и, как всегда, настоял на своем — большой властности и силы человеком был директор Сутурмин. Поняв его, Григорий обозлился и, кажется, даже покраснел, но в то же время почувствовал приятное: хвалит, значит, его директор, коли считает, что победил в споре с главным инженером! Доволен, значит, делами в Глухой Мяте Сутурмин, если даже выход из строя трактора не огорчил его.
— Ну хорошо!
Директор снова метнулся к телефону, ухватился волосатой рукой за трубку, но не поднял, а засверлил глазами Григория: