Орхан бросился было снова целовать ему руку. Но остановился, спросил:
— А дедушка шейх ваш разговор слышал?
— Не глухой ведь твой дедушка шейх...
— Что сказал?
— Болтаешь много!
— Что он сказал?
— Да ничего. Усмехнулся в усы, защелкал четками... Подумал, наверно: «Стыд потерял парень»... Ну, чего улыбаешься?.. Прочь с глаз моих!
Орхан слетел по лестнице. Ворвался в поварню. Тихо, чтобы не слышали женщины, приказал Янаки, чтоб тот, как поест, немедля отправлялся в путь и к вечерней молитве ждал его у брода через Карасу. Прочтя вопрос на лицах друзей, помахал им: погодите немного, потом расскажу. Вытащил из-за пояса один из двух припасенных на черный день венецианских алтынов, сунул Янаки за кушак. Гонец, поблагодарив, вышел. Орхан весело крикнул женщинам:
— Умираю от голода! А ну, поживее! Не то переломаю вам все кости.— Подмигнул товарищам, сел и шепотом рассказал им обо всем.
Они отобрали самые нарядные одежды, самое красивое и дорогое оружие. Спустились в конюшню, принялись чистить скребницами коней. На свой страх и риск Орхан решил все-таки взять и Мавро, а чтоб никто его не заметил, заехать за ним к Баджибей. Они все обдумали, все рассчитали. Решили отправиться в путь сразу после обеда. Если ехать напрямик, то до Ярхисара четыре часа пути... К вечерней молитве как раз успеют. Одно сейчас было плохо: нельзя петь. Осман-бей, шейх Эдебали и Акча Коджа сидели в диване, как раз над конюшней. Пир Эльван тоненьким голоском, странным для такого огромного тела, то и дело заводил лихую караманскую песню. «Тише ты!» — останавливал его Керим. Пир Эльван в досаде хлопал себя по колену... Они не заметили, как во двор въехал всадник.
Прибежал слуга, сказал, что Орхан-бея зовут наверх. Орхан потрепал Карадумана по шее и ушел.
Был он рассеян. Счастье истомой разливалось по телу. Все ему теперь было трын-трава. Поднимаясь по лестнице, он немного струхнул: стыдно перед шейхом, перед отцом. Но на террасу поднялся, уже собравшись с духом. Смело вошел в диван. Опустил глаза, но без робости.
Шейх Эдебали постукивал четками. Акча Коджа виновато глядел в пол. Только отец улыбался. Но была в этой улыбке какая-то жалость, от которой Орхану стало не по себе.
— Прикажите! — сказал он, сам удивляясь своему голосу.
— Ты отправил гонца, сынок? — мягко спросил отец.
— Какого гонца?
Орхан лихорадочно пытался вспомнить: когда и почему отец называл его сынком.
— Гонца из Ярхисара...
— Отправил. А что?
— Сколько прошло времени, как он уехал?
— Час.
— Хорошо...— Осман-бей кашлянул.— Послушай, дело твое не выйдет...
— Какое дело? — У Орхана перехватило в горле. Проглотив комок, глухо спросил:— Почему?
— Не выйдет, сказал я... Нельзя!.. Невозможно!..
— Почему? — Ему хотелось закричать, но он все так же спокойно переспросил: — Почему? Согласились ведь? Сами сказали: «Если управится — пусть его».
— Сказали, но только что пришла бумага от друга нашего Руманоса, властителя Биледжика. Собирается он жениться на дочери Хрисантоса...
— Но она не хочет за него... Заставили. Вы ничего не знаете... Ни есть, ни пить не давали ей... Потому и весть подала мне!
Осман-бей чувствовал: его любимый сын, его опора вот-вот расплачется. Изменил тон. Сразу стал строгим и резким. Редко кто видел его таким.
— Если б дело не сладилось, не стал бы просить ее руки Руманос. Руманос, наш друг, попросил, отец ее — отдал.— Он сделал нажим на словах «наш друг».— В воскресенье свадьба у Орехового Ключа.
— Принудили!..
— И пусть себе. Не наше дело. Их товар, им и решать.
— Весть подала, положилась на меня!..
— Молода еще, забудет. Утешится. Да и тебе подрасти надо. Бей и силен, и бессилен, сынок. Иногда что хочет делает, иногда ничего не может. Ибо дело бея — дело всего народа. Кругом полно врагов... Никто не знает, что завтра станется... Единственный друг у нас — Руманос. Только на него положиться можем мы в трудный час. Породнившись с Ярхисаром, он наберет силу. Сила нашего друга во благо нам... Нельзя причинять зло тому, кто по доброй воле дружит с нами, в то время как мог бы стать нашим врагом.
Орхан порывался что-то сказать. Осман-бей поднял руку:
— Сейчас же в седло! Догони гонца...
Орхан медленно направился к двери. Осман-бей остановил его.
— Найди Пир Эльвана. Пусть разыщет старшего чабана, скажет, чтобы отобрал полсотни лучших годовалых ягнят. И пусть сегодня же отправится с ними в Биледжик. Ступай!..
Орхан вышел на террасу. Июньское солнце заливало мир светом, но в глазах его было темно. Не ухватись за перила, наверно, упал бы. Как он теперь скажет обо всем приятелям. Ему казалось, что по трусости не добился он своего, упустил девушку. Впервые за свою короткую жизнь ощутил он в сердце стыд поражения. В какой-то миг захотелось послать за гонцом Керима, а самому убежать, скрыться подальше от людских глаз... Но понял: некуда. Он в отчаянии огляделся и стал медленно спускаться по лестнице, по которой недавно взлетел как птица.
Керим с первого взгляда заметил неладное.
— Что случилось?
Орхан, покачнувшись, попытался улыбнуться.
— Нет, ничего!..