Глубокое течение

— Слушай, Павленко, можно сказать раз, два… Ты ведь взрослый человек. Какого ты дьявола надоедаешь мне? Пулеметчики у тебя есть, снайперы ночью тебе не нужны… А оставить отряд без комиссара я не могу.

Комиссар отряда Кандыбы. Залесский был болен, и Евгений Лубян временно замещал его. О нем и шла речь.

С отрядом Жовны поехал начальник штаба бригады Николай Маевский.

Лесницкий остался в Межах и сразу же начал подготовку к ночному бою. Обошел отряды, побеседовал с партизанами, проверил состояние оружия и количество боеприпасов. Потом долго советовался с командирами, вырабатывая подробный план операции. Делать все это было легко, потому что он знал тут каждую яму в реке, каждый пригорок и ложбину.

Его настроение испортила Люба. Как только стало известно о прибытии эсэсовцев, ей поручили следить за ними. И вот она неожиданно вернулась обратно, усталая, бледная. Лесницкий с первого взгляда догадался, что случилось что-то необычное, и отрывисто спросил:

— Что?

— Эсэсовцев нет в Лемехах. Я не застала их там.

— Где ж они?

— Кто их знает. Никто не может сказать ничего определенного. Я даже поймала одного. И тот ничего не мог сказать… прикончила его… Трудно было вести.

— А с лемеховцами ты разговаривала?

— Человек десять спрашивала. Одни говорят — поехали, на Рудню, другие — к Днепру. Вот тут и гадай. Я лично верю и тем и другим. Эти гады затеяли какую-то хитрость.

Лесницкий задумался. Положение сразу осложнилось. Маневр отряда Павленко потерял смысл. И комиссар, не медля ни минуты, направил человека вдогонку отряду. «Решайте, действуйте сами по обстановке, — написал он Приборному. — Но главная ваша задача сейчас — прикрыть наш тыл. Не исключена возможность, что эсэсовцы сунулись в лес».

Люба ждала, не сводя с него глаз.

— Сейчас снова пойдешь в разведку. В лес. Зайдешь в Рудню, — сказал ей Лесницкий. — Куда мог исчезнуть этот батальон? Словно сквозь землю провалился.

Оставшись один, комиссар взволнованно ходил из угла в угол по просторной классной комнате школы.

Положение было серьезным.

Он вызвал командиров и комиссаров отрядов, чтобы выслушать их мнения, посоветоваться.

Но раньше командиров в комнату вошел радист.

— Товарищ комиссар, радиограмма штаба соединения.

Лесницкий жадно схватил листок, начал расшифровывать и внезапно побледнел.

«Приборному. Лесницкому.

Вашу главную базу знают враги. Атакуют сегодня батальоном СС. Сведения получены от профессора», — несколько раз перечитывал он радиограмму, потом дорасшифровал ее:

— Сведения получены от Буйского. Эх, Андрей, Андрей! Большое ты дело сделал, но кто-то из вас опоздал — ты или штаб… Поздно… Поздно, товарищи, — комиссар бригады в отчаянии сжал руками голову и тихо застонал. Никогда еще этот мужественный человек не впадал в такое отчаяние. — Тридцать человек раненых… Женщины, дети. Все имущество, весь боевой запас… почти без всякой охраны, — шептал он. — Так вот он где, этот проклятый батальон! В самое сердце ударил… Как же мы проворонили его? Раззявы! — Какое-то время он сидел неподвижно, прижав ладони к вискам. Потом вскочил, ударил кулаком по столу. — Нет, не поздно! Дорого вы заплатите за лагерь, сволочи! Лубяна ко мне! И как можно скорей! — крикнул он связному и начал торопливо писать новую записку командиру бригады.

Лубян и Кандыба появились через пять минут.

Ничего не говоря, Лесницкий подал им расшифрованную радиограмму. Женька побледнел.

— Я… Павел Степанович!

— Да, ты! На мотоцикл — и лети пулей. Может быть… Все может быть… Тогда пусть отходят через болото, уничтожая за собой кладку. А ты… ты один знаешь, как это сделать. Взорви!.. При любых обстоятельствах… Понял? Давай! Подожди, — Лесницкий обнял его, крепко поцеловал в губы и прошептал, словно это была тайна: — Я сам приду туда с отрядом Павленко, сейчас же догоню их.

Женька возбужденно ответил:

— Встретимся, Павел Степанович! Встретимся! Не может быть… — и, не досказав, он выскочил из комнаты.

XVI

По узкой извилистой лесной дороге мотоцикл мчался с такой скоростью, с какой, пожалуй, даже по асфальтовым магистралям не ездил ни один мотоциклист в мире. Достаточно было одного неточного или запоздавшего на десятую долю секунды поворота руля, чтобы от мотоциклиста и от машины осталось мокрое место в буквальном смысле этого слова. Но Женька не думал об опасности. Он вообще ни о чем не думал. Одна только напряженная мысль стучала в его мозгу в ритм мотору: «Скорей! Скорей! Скорей!»

Выехав из лесу, он увидел, что в деревне Хвостичи, через которую лежал его путь, пожар. В его голове блеснула другая мгновенная мысль: «Эсэсовцы!»

Но он не остановился…

В деревне действительно были эсэсовцы. Они проводили промелькнувшего перед ними мотоциклиста ошалелыми взглядами и опомнились только тогда, когда он был уже далеко за деревней.

Над головой у партизана засвистели пули, но родной пригорок прикрыл его.

Увидев знакомый лес, он подумал: «На опушке обязательно должна быть охрана». Не доехав с километр, он остановился и соскочил с мотоцикла. В нем больше не было надобности. Дальше нужно было пробираться через болото и лесную чащу.