Глубокое течение

Шел снег, густой и пушистый, он сразу засыпал следы. Татьяна шла быстро. Только на опушке она остановилась, оглянулась назад и потом уже смело вошла в лес. Лес, покрытый снежным саваном, стоял молчаливый, задумчивый. Только изредка срывавшиеся с веток комья снега нарушали тишину. Снег, густой в открытом поле, в лесу падал редкими пушинками, и они повисали на ветках сосен и елок.

Волнение Татьяны понемногу улеглось. Она даже упрекнула себя за трусость и попыталась отогнать тревожные мысли.

«Глупости все! Скажу, что работаю ради куска хлеба. Есть же школы в других деревнях. Учат же там детей, — уговаривала она сама себя, но тут же сознавала неубедительность своих доводов. — Так они тебе и поверят! Жди… Особенно когда узнают, с кем я начала эти занятия… Ох, Женя! И почему ты не появишься, не посоветуешь, что делать…»

В этот момент мимо нее со свистом пронеслось что-то темное и большое. От неожиданности Татьяна вскрикнула и рванулась в сторону, но увязла в глубоком снегу. От испуга сильно забилось сердце. На дорожке впереди себя она увидела лыжника. Это он обогнал ее и, не оглянувшись, финским шагом шел дальше.

«Кто же это такой?» — только и успела подумать Татьяна.

Пройдя шагов двадцать, лыжник резким прыжком развернулся и направился к ней. Она увидела лукавое лицо Жени Лубяна. Он весело улыбался. Сердце ее забилось еще сильней, теперь уже не от испуга, — от радости.

— Испугалась? — со смехом спросил Женька.

— Порядочные люди начинают с приветствия, молодой человек, — серьезно, даже сердито ответила Татьяна.

Ее суровость смутила Женьку, он поздоровался.

— Ну, добрый день, — и, подумав, добавил: —молодая девушка.

Татьяна не сдержала улыбки, и Женька увидел это, подъехал к ней и протянул руку.

— А ну тебя, Таня, с твоей серьезностью. Я рад, что мы встретились. А то тебя не поймаешь… Прокисла там у себя…

— Сам ты прокис, — обиделась Татьяна. Она все еще не могла простить ему своего испуга.

Евгению, очевидно, не хотелось ссориться, и он добродушно сказал:

— Ладно, ругаться будем потом, когда немцев побьем. Теперь есть дела поважнее.

Эти слова заставили Татьяну насторожиться.

— Расскажи Таня, как живешь, что делаешь.

И только теперь она начала с нескрываемым интересом рассматривать того, кого так долго мечтала встретить, о ком столько рассказывают в деревне. Женя был в новом полушубке, в валенках, в теплой заячьей шапке, без оружия, но Татьяна обратила внимание на оттопыренную полу кожуха и на раздутые карманы. У Женьки выросли маленькие усики, они делали его молодое, почти детское лицо особенно привлекательным и немножко смешным.

«Если бы он с такими усиками в школу явился», — подумала Татьяна и улыбнулась. Евгению, очевидно, стало не по себе от того, что она так долго рассматривает его, и он нахмурился.

Татьяна опустила глаза.

— Как живу? Плохо живу, — вспомнила она про его вопрос. — Начала детей учить и испугалась. Сегодня вот бросила свою «школу» и убежала в лес.

— Арестовать хотели? — сверкнул глазами Лубян.

— Нет… Просто сама растерялась и не знала, что делать. Я ведь начала учить только ваших, Сережку и Ленку, а тут сегодня приходит целая гурьба, просят принять в школу. Понимаешь? Выходит, что я без всякого разрешения властей открыла школу и не какую-нибудь, а советскую. Что ты скажешь на это?

— Думаю, что они дураки, если не арестовали тебя до сих пор.

Татьяна удивленно подняла брови.

— Серьезно… Конспирация называется! Двух человек учила, а вся деревня знает… Более того — все знают, как ты их учила. Думаешь, я случайно встретил тебя? Я к тебе ехал по заданию… — он помолчал, обдумывая, как назвать того человека, чье задание он выполнял, — комиссара… чтобы предупредить тебя. Понимаешь?

Татьяна с уважением и благодарностью смотрела на своего старого товарища.

— Нельзя так работать.

— А что же делать? Не учить?

— Учить надо. Детей нужно воспитывать, иначе им головы забьют всяким фашистским враньем. Кое-где немцы уже пробуют это делать. Понимаешь? Пойдем, а то еще какая-нибудь собака увидит, — предложил Женя.

Они пошли в глубь леса. Она — по дорожке, а он на лыжах — рядом. Татьяна с интересом поглядывала на его красивое лицо со смешными усиками и жадно ловила каждое слово.

— Видишь ли, они хотят показать себя хозяевами и поэтому разрешают такую роскошь, как школы. А мы должны показать, что настоящими хозяевами по-прежнему являемся мы, советские люди. Понимаешь? Пусть будут школы, разрешенные «властями», — он со злой иронией выделил слово «властями». — А «в школах должны быть наши учителя и учить они должны так, как полагается, по-советски. Понимаешь?

Татьяна заметила, что у него все еще сохранилась старая школьная привычка — почти после каждой фразы говорить собеседнику: «Понимаешь?» Бывало, отвечая на уроке, он часто обращался с этим вопросом к учителю и вызывал дружный смех класса

Она улыбнулась.

Лубян заметил эту улыбку и рассердился:

— Ничего ты не понимаешь. Если бы понимала, не скалила бы зубы. Нечего таращить на меня глаза. Понимаешь?

Она засмеялась.