Глубокие раны

Томас Риттер лежал с закрытыми глазами в ванне, наполненной горячей водой, и чувствовал, как медленно расслабляются его ноющие мышцы. Он не привык к такому виду нагрузки и, честно говоря, должен был себе признаться, что он этого и не особенно жаждал. Агрессивная сексуальность Катарины, которая раньше почти лишала его рассудка, стала вызывать у него отторжение. Особенно удивили его угрызения совести, которые он испытал, придя вечером домой к Марлен. Видя ее приветливое простодушие, он невероятно устыдился своих дневных забав, но одновременно его обуяла ярость. Она была Кальтензее, а значит, являлась его врагом. Он подъехал к ней исключительно для того, чтобы унизить и заставить страдать Веру. Его влюбленность была только частью его плана. Как только его цель будет достигнута, он даст этой Марлен со всеми ее потрохами пинок под зад. Такую картину Томас часто рисовал себе бессонными ночами, лежа на видавшей виды кушетке в убогой квартире. Но неожиданно возникли кое-какие чувства, которые он не принимал в расчет.

После того, как его жена подала на развод, когда стало очевидным снижение его социального уровня, он поклялся себе не доверять больше ни одной женщине. Катарина Эрманн и он — это была просто сделка. Она была владелицей издательства, которая платила ему за биографию Веры Кальтензее — и неплохо платила. Томас был ее основным любовником, когда она бывала во Франкфурте. То, чем она занималась, когда он был вне досягаемости, ему было достаточно безразлично. Риттер вздохнул. Он загнал себя в действительно дурацкое положение. Если Катарина узнает о Марлен, то он при определенных обстоятельствах лишится своего кредитора. Если Марлен узнает о его злоупотреблении ее доверием и лживых историях, которые он ей рассказывал, она ему этого никогда не простит, и он неизбежно потеряет и ее, и своего ребенка. Томас понимал, что находится в тисках.

Зазвонил телефон. Риттер открыл глаза и нащупал аппарат.

— Это я, — раздался у его уха голос Катарины. — Ты уже слышал? Старого Шнайдера тоже убили.

— Что? Когда? — Риттер быстро поднялся; поток воды выплеснулся через край ванны, и она разлилась по паркетному полу ванной комнаты.

— В ночь с понедельника на вторник. Он был застрелен, как и Гольдберг.

— Откуда ты это знаешь?

— Я узнала только что.

— Кто же это отстреливает старых хрычей? — Риттер постарался придать своему голосу оттенок равнодушия. Он поднялся из ванны и стал разглядывать, что он натворил.

— Понятия не имею, — сказала Катарина на другом конце провода. — Мое первое подозрение пало на тебя, если говорить честно. Ты ведь недавно был у него, и у Гольдберга тоже, или нет?

На какое-то время Риттер потерял дар речи. Его охватил холод ужаса. Откуда Катарина могла это узнать?

— Что за чушь! — выдавил он из себя с трудом, стараясь, чтобы его голос звучал бодро. — Что бы я с этого имел?

— Молчание, — предположила Катарина. — Ты как-никак их обоих основательно шантажировал.

Риттер ощущал удары своего сердца, которые доходили до самой шеи. Он ни с кем не говорил об этих визитах, действительно ни с кем. Катарину трудно было раскусить, и она никогда не играла с открытыми картами. Риттер не мог сказать определенно, на чьей стороне она, собственно, была. Иногда у него появлялось неприятное чувство, что он является для Катарины не более чем инструментом для исполнения ее собственной мести семье Кальтензее.

— Я никого не шантажировал, — возразил он холодно. — В отличие от тебя, моя дорогая. Ты была у Гольдберга из-за этих идиотских долевых паев в фирме, по поводу которых вы спорили испокон века. Может быть, ты побывала и у Германа, посмотрела пару фильмов и распила с ним бутылочку бордо. Ты ведь все сделала бы, чтобы наказать семейство Кальтензее.

— Успокойся, — сказала спокойно Катарина после небольшой паузы. — Полиция, между прочим, держит под прицелом Роберта. Я не удивлюсь, если это сделал он. Ему, в конце концов, всегда нужны бабки. А сейчас продолжай спокойно писать. Может быть, мы еще получим вполне актуальную книгу о дорогом семействе Кальтензее.

Риттер положил мобильный телефон рядом с раковиной, взял пару полотенец и вытер воду, чтобы не повредился паркетный пол. В его голове перепуталась вся информация. Гольдберг, презренный старик, убит. Шнайдер убит. Томас знал, что Элард по разным причинам глубоко ненавидел обоих стариков. У Роберта никогда не было денег, а Зигберта, без сомнения, интересовали долевые паи в фирме. Но был ли хоть кто-нибудь из них способен совершить убийство или даже два? Ответ был однозначным: да. Риттер усмехнулся. Собственно говоря, он мог спокойно откинуться назад и подождать.

«Time is on my side»,[19] — напевал он вполголоса и даже не представлял, как он ошибается.