Глубокие раны

Выигрывая время, он потянулся за сигаретой, и бургомистр услужливо придвинул ему портсигар. Выпуская кольца дыма, Геннадий Васильевич сказал:

— Я бежал.

Бургомистр усмехнулся.

— Это в ваши-то годы?

— А что годы? Тюрьма не малина. Откуда и прыть возьмется, коль прижмет…

— Н-да… Это верно. Сколько же вам впороли?

— Двадцать. 58-«а». Право, и сам не знаю, за что. Работал честно, ударили по рукам ни за что ни про что. Конечно, обидно было. А теперь… наплевать на все. Думал вот дожить тихо-мирно… тут эта история. На бедного Макара все шишки сверху.

Прикрыв чуть глаза, бургомистр поглаживал одутловатый подбородок. Оба чувствовали, что прощупывают друг друга, а главное впереди.

Кирилину вспомнился приказ во что бы то ни стало помешать реконструкции «Металлиста», принадлежавшего до революции фирме «Рихард», заводы которой в середине тридцатых годов поставляли Советскому Союзу различное заводское оборудование. Фирме была невыгодна реконструкция «Металлиста». Его тогда покоробила торгашеская суть дела, но приказ есть приказ. Напряженное состояние, сложившееся в стране в те годы ввиду непрекращавшихся действий внешних и внутренних врагов, позволило после некоторых усилий убрать с завода самого ярого и опасного сторонника реконструкции. В ход было пущено самое обыкновенное средство: клевета. Она в удачных сочетаниях обстоятельств разит вернее пули или ножа. Думая так, Кирилин не верил ни одному слову Пахарева.

Близилась ночь, и бургомистра ждал приятный вечерок с вином и женщиной. Долго находиться в этой бетонной коробке ради чьих-то интересов он не собирался. Да и вообще, его все больше злило отношение к нему оккупационных властей. Действительно ведь смешно. Они требуют не только, чтобы он в рот им клал, но еще и прожевывал. Солдатня. Ничего не могут добиться от человека, которого им передали чуть ли не из рук в руки.

Поколебавшись и все взвесив, Кирилин решил идти напрямик.

— Послушайте, Пахарев, — сказал он. — Чем вам так дорога советская власть? Вы за нее горой. Я вам верю, пострадали вы невинно, но вы опять защищаете тех, кто в этом виноват. За вами ведь следили и точно все установили. — Вы один из руководителей коммунистического подполья. Это же, по крайней мере, глупо.

— Не понимаю, господин бургомистр. Уверяю вас, ошибаетесь. Куда мне руководить подпольем… Право, противоречите своим же словам. Сами же удивлялись, как это в мои годы бежать из тюрьмы…

— Э-э, полно, Пахарев. К чему запираться? Я ведь о вас все знаю.

— Да… — Пахарев поднял лобастую голову и с пристальным вниманием взглянул на бургомистра. — Да, господин бургомистр, кажется, вы слишком много знаете. Не боитесь ли? Голова с таким запасом знаний может оказаться чересчур опасной ценностью.

— Не беспокойтесь. Я знаю, когда и что можно знать… И, кроме того, нужно иметь в виду, что она кое-кого упекла дважды, а сама все на месте.

— До поры, до времени…

Кирилин нервно скривил губы.

— Лучше оставим этот разговор, Пахарев. Давайте отбросим нелепую идейность и будем разговаривать честно. Как человек с человеком. К чему, Пахарев, вся эта чепуха на исходе жизни? Надо же мыслить разумно.

При последних словах бургомистра Пахарев затушил сигарету и покачал головой:

— Ну и гад же ты.

Улыбаясь, бургомистр развел руками.

— Разыгрывать оскорбленного героя неуместно, Пахарев. И потом, почему вы только за собой оставляете право за что-то бороться, что-то защищать и ненавидеть? Почему я, я, понимаете, я не могу ненавидеть то, что вы любите? И где, наконец, доказательства, что вы более правы, чем я? Обижаться тут нечего…

— Как жаль… — проронил Пахарев тихо, глядя мимо бургомистра.

— Чего?

— Поцеремонились мы с вами, господин бургомистр. Теперь-то я это понял.

— Поздновато, не правда ли? А у вас были блестящие возможности. — Кирилин подумал о жене и, нажимая кнопку звонка, спросил: — Кажется, вы в одной камере с моей благоверной? — Усмехнулся. — Вам повезло. Она баба ничего, только вот…

— Э-эх! — от удара прямо в лоб тяжелым, зажатым в кулак портсигаром, Кирилин отшатнулся к стене.

— Издеваться не смей, падаль!

В следующую минуту в камеру ворвались гестаповцы, Пахарева избили.

Майор Зоммер, поглядывая на рассеченный лоб бургомистра, дружески похлопал его по плечу и предложил выпить. Морщась, Кирилин кивнул. Какой-то, французского наименования, ликер был вкусен и прохладен; он был светло-красного цвета.

Наступала ночь.

2

Мягкий весенний сумрак майского вечера быстро сменился темным, густым мраком ночи. Где-то на юге слегка погромыхивала первая в этом году гроза. Она медленно, неуклонно надвигалась на город, и в воздухе ощущалась резкая предгрозовая свежесть.

Распластавшись по земле темной расплывчатой громадой, город настороженно притих. На товарных станциях и на вокзале мигали порой затемненные фонари смазчиков и стрелочников.

Вокзал только что принял на запасные пути два эшелона белокурой голубоглазой крови, затянутой в казенное сукно. Рейх продолжал нагнетать ее к обескровленным фронтам взамен расплесканной по бескрайним просторам советской земли.