— Просто кружок любителей русской классики, а не семья! Дочь Толстого цитирует, мать Чайковского знает… Как консультант по культуре, я приятно удивлен. Кстати, разрешите представиться — Петр Никонов.
Он не успел отрапортовать и собраться с мыслями — женщина оборвала его на полуслове, хлопнув ладонью по столу.
— Пьер так Пьер… Зовись, как велено, но вторую дочь я не отдам никому. Не поверю, что наш забытый Богом пригород вдруг ни с того, ни с сего наводнили россияне. Четвертый за последнюю неделю…
— Я не очень понимаю вас, но, кажется, лучше пойду… Кофе уже не хочется, а прием мне кажется странным.
— Как угодно, настаивать не стану. Не изображай невинность, русский. Или ты думаешь, что черная эмигрантка с Кубы могла благополучно остаться во Франции, выйти замуж за белого, родить двоих детей… И чтобы в этом никто не был заинтересован? Это вам в Союзе рассказывали про демократию и свободу, смешанные браки, бессилие наших спецслужб… За все приходилось платить, и иногда слишком дорого. Я, как ты знаешь, заплатила старшей дочерью и разрушенной семьей. Заплатила, когда считала, что за все давно рассчиталась — и за чистый паспорт, и за настоящую визу, и за прощание с коммунистической родиной. Тише, Николь возвращается… Улыбайся, Петя!
Свеженькая, смывшая макияж девушка выглядела уставшей и странно бледной. Сиверов мысленно отметил этот болезненный цвет лица, заметный, не взирая на смуглую кожу. Николь тяжело опустилась на пеструю кушетку, робко положила вялую кисть рядом с его рукой, словно собиралась прикоснуться, но испугалась чего-то.
Мадам и мадмуазель Дроссель, носительницы смешной немецкой фамилии, молча прихлебывали остывший кофе и с тревогой смотрели на гостя. Тот уже допил первую порцию и всем видом демонстрировал нежелание приступать ко второй. Последняя попытка Николь совратить его с треском провалилась.
До отеля он добрался быстро. Первым желанием было встать под душ, смыть чужое напряжение, след неясных угроз или предупреждений, ревности, похоти, растерянности. Ему следовало быть безразличным к безнадежной влюбленности смуглой официантки, обоснованной тревоге ее матери, жалкой похоти Люка. Все это он, секретный агент, должен расценивать и использовать только как инструменты для достижения целей. Чьих? Целей великой родины? Ее главной силовой структуры? Федора Филипповича лично? На время они становятся его целями, хотя сам Глеб выбрал бы иные.
Осторожно вынув со дна рюкзака блоки детектора, Сиверов внимательно изучил показания индикаторов. Ни о чем тревожном они не сообщали — в парке, неглубоко и невысоко, никто ничего взрывоопасного не оставил. Это и хорошо и плохо — найти взрывчатку в помещении будет сложнее. А может, Потапчук и его люди перемудрили, поверив бреду братьев Рамиросов. Возможно также, что террористы изобретательны и хорошо подготовлены, а значит, разгадать их план будет трудно…
Сиверов обдумывал дальнейшие действия: позвонить Николь, встретиться в ресторане, сесть за ее столик. Быть милым… Нет, лучше не звонить, просто прийти как ни в чем не бывало…
Пусть злится, демонстрирует равнодушие, дожидается русских голландцев. Сегодня утром один из этих кавалеров обещал ей позвонить. Что, кстати, имела в виду ее мамаша? Когда-то она, похоже, была причастно к деятельности советско-кубинских резидентов на территории капиталистической Франции. В таком не каждый станет признаваться полузнакомому гостю. За дочь испугалась? Вряд ли, скорее, использовала ситуацию для разведки боем. Имеет свой интерес, так как по-прежнему работает на кого-то? Конкурентка, единомышленница, вольная художница? Придется проверить…
Глава 38
Телефон зазвонил, когда он стоял под душем. Глеб выключил воду, обернулся полотенцем и подошел. Звонка по внутренней связи он не ожидал, хотя допускал, что оскорбленная официантка может не выдержать паузу. Но на этот раз интуиция подвела — это была не Николь, а ее мамочка. Коротко и властно она сообщила, что с пяти до шести вечера будет ждать его в кафе в двух кварталах от гостиницы, понятно объяснила, как можно туда добраться и не стала дожидаться ответа. Казалось, никаких возражений или сомнений со стороны русского она не примет.
Сиверов думал, стоит ли идти на контакт. Получив задание, Глеб действовал по своему усмотрению, самостоятельно принимал решения. Такой избыток воли был ему по душе, но большой была и ответственность.
Итак, мадам Дроссель настаивает на встрече. Хорош агент, если его вычислила первая встречная озабоченная родительница! С другой стороны, он проколов не допускал, значит дама сама не промах, ориентируется в оперативной обстановке, умеет наблюдать и делать выводы соответственно профессии. Бывших резидентов не бывает — это образ жизни и мысли. Бескорыстных, как показывает практика, тоже почти нет. Мадам попросит денег или информации, которую позже сама конвертирует в евро по выгодному курсу. В любом случае надо с ней встретиться. С такими женщинами лучше не ссориться.