Глобальный проект

Своим автомобилем Шандор пока не обзавелся, поэтому вставать приходилось в пять, возвращаться не раньше восьми вечера. Тереза быстро приноровилась к этому режиму. В четыре она начинала будить его, в половине пятого засыпала, подперев вялую щеку кулаком, измяв дряблую кожу до состояния прошлогодней картофелины. Шандор уже убедился, что уснет благоверная, только если получит свое. На вечерний «десерт» соглашался при условии, что женушка встречает ужином. Потом выторговал и завтрак. Жизнь наладилась — превратилась в монотонное, размеренное чередование никогда не меняющихся декораций: дорога, работа, секс, еда, сон, душ. В этом унылом перечне изредка разнообразились еда и сон, вернее — сны. Все остальное было абсолютно, совершенно, безнадежно одинаковым, всегда, ежедневно.

За недолгое время внешне совершенно здравомыслящий Шандор, улыбчивый, исполнительный и немногословный, стал душевно нестабилен. Попросту говоря, он постепенно сходил с ума, прячась от бесконечных неразрешимых проблем в придуманном мире. Тяжелый невроз, давно переросший в депрессивное состояние, пока прятался внутри, лишь изредка проявляясь мелкими чудачествами, такими, как расстановка чистяще-моющих средств по строго определенным местам на полках. Со стороны это выглядело здоровым педантизмом, и никто не знал, что порядок размещения банок и бутылок зависит от того, как они, то есть их содержимое, сегодня себя вели. Оправдала ли паста или раствор ожидания папочки Шандора, близко ли подружился порошок с салфеткой, не изменяет ли синее ведро швабре с красным. Нижняя полка считалась скамьей подсудимых, туда отправлялись те, кто проштрафился. Верхняя была королевской ложей, попадание на нее нужно было заслужить. Был и своеобразный эшафот — большой мусорный контейнер во дворе.

За время своих символических казней и помилований Меснер-старший вдоль и поперек изучил небольшую территорию, прилегающую к зданию. Иногда в его больном рассудке рождались очень земные, прозаические мысли. Например, о том, что если слегка «затянуть поясок», можно снять жилье прямо в Севре, рядом с работой. Это быстро окупится, поскольку он не будет много тратить на дорогу.

Кстати, надо будет зайти в интернет-кафе и отправить Беле письмо — пусть вышлет денег. Как, интересно, у него дела, когда он был у Иштвана, в порядке ли могила, цветут ли маргаритки?

* * *

От пограничного Саар-Брюккена до Парижа Глеб промчался за три часа, остановившись лишь однажды, когда закончился бензин. Магазинчик на автозаправке ломился от рождественских сувениров, большинство из которых было изготовлено в странах, где Рождество празднуют лишь эмигранты да немногочисленные христианские общины. Забавно, но на полках нет ни одного узкоглазого или чернобородого Санта Клауса, собственно, как и ни одной Снегурки в кокошнике. Мятые китайские елочки с бантиками на ветках, пачки арабских печений в форме звездочек и полумесяцев, индонезийские витые свечи…

Поправляя темные очки на переносице, Глеб терпеливо стоял в утренней парижской пробке, не похожей на московскую или лондонскую. Сиверов впервые был в этом городе, поэтому не собирался делать окончательных выводов о нем по первой же автомобильной очереди в юго-западном направлении. Музыкальная какофония вперемешку с клубами сигаретного дыма вырывалась из приоткрытых окон машин, на многих дверцах красовались рождественские стикеры — медвежата в колпачках с меховой окантовкой, евроснегурочки топлесс, в красных бикини с белым пушистым кантиком, гномы в двусмысленных позах. На фасадах зданий, наоборот, все было очень пристойно — россыпь фонариков, огромные объявления о не менее огромных скидках и в модных бутиках, и в супермаркетах. Людей на тротуарах было много, все дешево и легко одеты: джинсы и курточки. Очень пожилые мадам и мсье шаркали по асфальту неподобающими их возрасту кроссовками и прикрывали уши дурацкими отворотиками бейсболок. Многие мужчины несли в «кенгуру» сонных младенцев, одетых, как и папаши, в разномастный джут. Очарованием столица мира пока не блистала.

Отель, в котором ему предстояло разместиться по приезде, находился всего в десяти минутах ходьбы от метро, и медленно переползая от перекрестка к перекрестку, Глеб принял решение в случае спешки пользоваться только этим видом транспорта.

По сравнению с подмосковной «Асторией» или польской «Под крушиной» севрская гостиница больше напоминала перестроенную общагу для аспирантов-иностранцев. Вроде бы, все добротно и чисто, но как-то казенно и безлико. Высокий тонкий юноша за стойкой растянул губы в дежурной улыбке и поприветствовал нового постояльца. Сиверов был рад предстоящему отдыху, пусть даже очень короткому. Он ответил на приветствие по-английски, оставил паспорт на стойке и поднялся в свой номер на пятом этаже.