Глобальный проект

Они уселись на пол, подперев спины подушками, и принялись за ужин. Гасан от спиртного отказался, а Вожена налила себе еще коньяку.

— Я про Марию хотела спросить — как она там? Знаю, внучка у нее, а больше деток не рожали? Мои все тянут, дурачки, опоздают, как я когда-то. Телефон хочу записать и адрес! Диктуй! — Вожена выложила на столик заранее подготовленные ручку и блокнот.

Гость отвернулся, сжал кулаки, но женщина ничего не поняла и переспросила:

— Забыл, что ли? Ну, хоть свои оставь — я надоедать не буду, мне бы только…

— Нет никого! — не выдержал Гасан. — Никого! Понимаете, никого! Все погибли! И жена, и дочь, и мать, и отец, и теща, и тесть… И могил тоже нет. Ни одной! Гниют где-то, уже сгнили, давно сгнили. Или звери их обглодали. Я никого не нашел. Но тестя с тещей и не искал, не мог. Был в горах. Извините… Я пойду, пожалуй. Вы обещали деньги на такси… Мне они очень нужны…

Вожена разжала пальцы, и ребристая ручка покатилась по деревянной поверхности. Этот звук показался обоим грохотом камнепада.

— Прости, мальчик… Я дура, счастливая зажравшаяся дура… Так ты с гор! Это я понять могу. И я помогу, я тебя спрячу!

Глава 17

Звук проворачивающего в замке ключа и звонок Федора Филипповича раздались одновременно.

Дочь помчалась в прихожую.

Сиверов снял трубку и отвернулся к окну, лучше, если разговор не будет отчетливо слышен. Начальство, как всегда, не стало блистать красноречием:

— Через час встречаемся, есть разговор.

— Федор Филиппович, я еще с Ириной не встретился, ее дома не было. Боюсь, забудет, как я выгляжу.

— Надо сейчас, Глеб, — Сиверов научился различать малейшие оттенки в интонациях Потапчука и понял, что можно просить еще час, но не больше.

— На выход с вещами? — спросил Слепой, надеясь, что жена не услышит.

К счастью, его вызывали «без вещей» — оставалась надежда переночевать дома, рядом с любимой.

Обернувшись, он увидел, что к плечу жены прижалась расстроенная заплаканная Аня.

— Видишь, мама, он и по телефону разговаривает так, чтобы мы не слышали — все сходится, не врет Нина, и ничего не путает!

Глеб приготовился к обороне. Иногда детское упрямство становится невыносимым, особенно, когда касается взрослых проблем. Кажется, дочь слишком увлеклась своей идеей мужененавистничества и начинает вербовать единомышленниц. Неожиданно для себя Сиверов отчетливо понял, что от того, как сейчас поведет себя Ирина, зависит очень многое в их отношениях. И не важно, что она устала, измучена, расстроена.

Жена обняла Аню за плечи, погладила по затылку и как-то особенно, лучезарно улыбнулась.

— Я слышала, доченька, слышала весь папин разговор. Он с нами, только с нами, а вы с Ниной Хохловой — большие фантазерки и любительницы телесериалов.

Ирина порывисто шагнула к Глебу и прижалась всем телом. Аня еще пару секунд стояла молча, но мамина убежденность уничтожила ее мучительные сомнения, и она тихо пробормотала:

— Прости, папа.

Снова вскипел чайник и был готов свежий кофе. Дамы вышли к столу в обновках: Быстрицкая с янтарной брошью редкой красоты, дочка — в маминой кофточке декольте, специально, чтобы показать удивительное, необычайно ей идущее колье.

Они спокойно ужинали, хотя Ирина явно была не голодна и лишь чуть-чуть «клевала» со своей тарелки. Она не говорила о смерти подруги, но было видно, что ей очень тяжело.

А когда они с Глебом остались одни, заплакала — всхлипывая, вздрагивая.

— Устала, устала и соскучилась, словно год прожила одна, без тебя, без детей, без работы… Таня была у меня совсем недавно, и я ничего не поняла. Даже не почувствовала, что у нее на уме. Думала — позлится, поплачет и поймет, что стала свободной от Валеркиной лжи и собственной слепоты. Начнет что-то новое, познакомится с порядочным мужиком. Я словно убила ее, ты понимаешь? Понимаешь, что значит убить того, кому и так плохо? Я не прощу себе, не прощу…

Сиверов гладил жену по дрожащей спине, густым волосам, по плечам и ждал. Ждал, когда она выплачется и сердце сможет стучать спокойней и ровней. Пусть плачет, если может. Пусть выплачется за них двоих, устанет еще больше и уснет. За время ее сна он съездит на конспиративную квартиру. И к ночи они оба будут совершенно свободны — она от душевного потрясения и чувства вины, он — почти от того же самого. Будут свободны от всего, что может помешать им быть вместе.

Глава 18

Глеб и Федор Филиппович встретились у подъезда — генерал прибыл раньше и ждал в машине. Входить все равно нужно было по одному — хозяин, затем гость. Символическое распределение ролей — хозяином считался Глеб.

Генерал выдержал положенную паузу — и уже на месте. Звонка можно не дожидаться, и Сиверов сразу открыл.

— Спасибо, Глеб. Молодец. Теперь мы в расчете.

— О каком расчете вы говорите, Федор Филиппович?

— Сам знаешь. С тобой расчет впереди, а вот перед бывшими братьями по коалиции долгов, кажется, нет. И это хорошо. Даже слишком хорошо. А слишком хорошо — тоже плохо.

— Вы ведь не за тем меня сюда позвали, чтобы размышлять вслух? Я что-то упустил?

— Да нет, все в порядке. Но…