Глиф

– Пожалуйста, Господи, – взмолилась Розенда. – Покажи отцу Чакону, какой мой ребенок хороший. Скажи ему, что Пепе не одержимый.

– Что бы ты ни говорила, Розенда, правды это не изменит. Надо сейчас же изгнать бесов.

В комнату вбежал запыхавшийся Маурисио. Он сказал:

– Ребенок, пропал ребенок. В комнате его нет. Я не нашел.

– Дьявол хозяйствует в Божьем доме! – взвыл отец Чакон. – Господи, сохрани нас!

сема

«Убита, иллокутивным [257]топором».

«Скончалась сразу, говорят».

«Да быстрей, чем на словах».

«Скажи, что пошутил».

О человеке, который так любил переносные значения, говорили, что после первых страниц «Поминок по Финнегану» Джойса у него на переносице даже разгладились морщины. Якобы он считал dasein [258]до выхода книги. Но, проснувшись утром в день публикации, узнал, что все метафоры забастовали, коллективно заявив о недоплате и прискорбном непонимании со стороны эксплуататоров. Требования их остались неясны даже после второй пресс-конференции.

Или убил Ромео сам себя?
Скажи лишь «да» – простое это слово,
Простое «да» способно отравить
Скорей, чем взгляд смертельный василиска.
Я – уж не я, коль есть такое «да»,
Когда глаза закрылись, о которых
Ты скажешь «да». Так говори же «да»,
Когда убит он; если ж нет, то – «нет».

(«Ромео и Джульетта» III. Сцена 2)[259]

О слове «да» я ничего не скажу, в моих глазах оно не так авторитетно, скомпрометированное фразами типа «да нет», «да ну» и «нуда», и ведь каждый из нас нет-нет да и ответит «да» на вопрос «Ты спишь?», тем самым смутив человека несравнимо больше, чем если бы тот спросил: «Ты не спишь?»

замысловатое

Штайммель и Дэвис заказали к Мелвину на дом пиццу, дали симпатичному индийскому мальчику щедрые чаевые и осмеяли его тюрбан, как только закрылась дверь.

– Большое вам спасибо за немыслимо щедрые чаевые, мадам, – передразнила Дэвис быстрый говор паренька. – Кто так выражается?

Штайммель поставила пиццу на стойку и заглянула в коробку.

– Никогда не думала, что буду смотреть на пиццу так, как сейчас, – сказала она.

– В смысле? – спросила Дэвис.

– Как на еду.

Мелвин что-то сказал, но из-за трусов во рту получилось неразборчиво. Скрученные за спиной руки были привязаны галстуком к стулу с жесткой спинкой; он сидел посреди гостиной. Дэвис, глядя на Мелвина, хотела откусить пиццы, но обожглась и вздрогнула.

– Черт, – сказала она. – Теперь с нёба куски кожи будут свисать. – Она подошла к Мелвину и встала перед ним. – Как ты думаешь, Штайммель? Покормить Мелвина?

– Может доесть остатки, – ответила Штайммель.

– Ладно. – Дэвис подошла к холодильнику, взяла пиво, открыла его и прислонилась спиной к стойке. – Мне плохо, – сказала она. – Не физически плохо – я запуталась. Я не знаю, где я и куда иду. Я всегда точно знала, куда иду. Я знала, в какой пойду колледж и в какую аспирантуру, где буду делать пост-док и даже где опубликую первую статью и первую книгу, и все это я знала уже в двенадцать. А теперь я не знаю даже, где буду спать завтра ночью. Направление для меня всегда было своеобразным неврозом, и лишиться его – это как-то выбивает из колеи. Но и освобождает. Ты меня понимаешь?

Штайммель кивнула и с полным ртом сыра и пепперони ответила:

– У меня был такой же навязчивый невроз. В детстве мне даже снились кошмары, будто мать с отцом заталкивают мне будущее в задний проход, словно свечи. – Заметив гримасу Дэвис, она продолжила: – Знаю, знаю. Но клизмой дело не заканчивалось. Во сне я высирала из себя доктора или великого ученого, а родители бурно меня хвалили, подтирая мое дерьмо.

Мелвин все-таки выплюнул свои трусы и заорал что было силы:

– Долбанутые на всю голову!

Женщины на секунду вгляделись в него, затем истерически захохотали.

– Ты еще ничего не знаешь, Мелвин, – сказала Штайммель. Она придвинула стул, села рядом, поднесла губы к его толстой щеке и продолжила: – Видишь ли, во сне родители не просто рассчитывали получить обратно то, что вложили. Это было своеобразное лечение моей внутренней болезни, самозасора, скажем так. Сама идея – не кое глицериновое означающее вымывания той пробки, ко торая меня так мучила. Может, поэтому я и стала аналитиком.

– Пристрелите меня, а?

donne lieu

Вода, которая есть дух, вода всех вещей, вода слез, вода крови, вода снов, потоки и реки, где начинается жизнь, где все омывается, как Цирцея в том ручье, сны как вода, мешаются с водой, как вода, вода, которая есть поцелуй, вода, этот напиток, полный паразитов, пей ее лишь тогда, когда она течет быстрее, чем ты идешь.