Глаза цвета шоколада

– Ой, ну что ты заладил: «сэр, сэр»! Меня Калебом зовут.

И, сказав это, Фолкнер вышел из купе и направился в сторону вагона-ресторана, лишь спустя какое-то время осознав, что насвистывает какой-то весёлый мотивчик. А ведь в последний раз он чувствовал себя так легко и беззаботно... когда? Он действительно не помнил. Долгие годы он был холоден, бесстрастен, порой даже угрюм. Но никогда не ощущал ничего даже близко похожего на своё теперешнее состояние.

Пожав плечами, не желая анализировать произошедшее, Фолкнер пошёл дальше, не переставая насвистывать.

Оказалось, что в вагоне-ресторане «на вынос» есть не только сэндвичи, были бы деньги. Вскоре, в сопровождении троих официантов, один из которых нёс специальный раскладной столик, Фолкнер вернулся в своё купе, где был тут же накрыт ужин на двоих из четырёх блюд.  Глядя, с каким аппетитом Сэмми поглощает предложенные блюда, Фолкнер и сам с удовольствием поел. Ну, надо же, еда вдруг обрела вкус, перестав быть просто топливом для поддержания работы организма! Сегодня просто удивительный день.

После ужина разговор потёк сам собой, перескакивая с одной темы на другую. Они говорили о рыбалке, которой Фолкнер тоже увлекался в юности, и о его работе, о пристрастиях в еде и книгах, о скачках и о музыке. Сэмми оказался прекрасным собеседником. Он задавал очень вдумчивые вопросы о предприятиях Фолкнера и даже сделал пару умных замечаний по теме, которые его собеседник принял к сведению. Оказалось, что они любят одинаковую музыку и даже оба играют на фортепиано, а вот в литературе их вкусы разошлись, и они долго спорили, отстаивая каждый свою точку зрения.

Порой Фолкнер с удивлением осознавал, что забывает о том, что его собеседник – всего лишь ребёнок. Либо тот действительно был старше, чем выглядел, либо был развит не по годам. Скорее всего – второе, ведь, по словам Сэмми, они с дедом были неразлучны, а постоянное общение исключительно со взрослыми накладывает на ребёнка определённый отпечаток. Но, как бы то ни было, Фолкнер прекрасно провёл время, более приятного и интересного собеседника ему и вспомнить было трудно.

Сэмми, как оказалось, неплохо играл в покер, и, после пары часов захватывающего сражения, встал из-за импровизированного стола, которым служил чемодан Фолкнера, положенный на диван между игроками, став богаче на четырнадцать зубочисток.

Вечер прошёл незаметно – за разговорами и игрой, и когда за окном совсем стемнело, а мальчик стал зевать все чаще, Фолкнер позвал проводника, который разложил диваны, принёс постели, приготовил два  спальных места и удалился, пожелав пассажирам спокойной ночи.

Прикинув, что у Сэмми с собой из имущества только выигранные зубочистки, Фолкнер вытащил из своего саквояжа чистую рубашку и кальсоны и протянул ему.

– Держи, парень, спать в этом тебе будет удобнее, чем в костюме Патрика. Великовато, конечно, но тебе же не на бал идти.

Сэмми, который, притихнув, пристально смотрел на приготовленную кровать, вскинул на него растерянные и вроде как даже испуганные глаза.

– Сэр, – Фолкнер недовольно нахмурился: пару часов назад они перешли на «ты», и вот опять! – То есть, Калеб. Т-ты не мог бы выйти? Пожалуйста.

– Господи, парень, к чему все эти скромности? Что между нами, мужчинами, значит немного голой задницы?

У Сэмми запылали не только щеки, но и уши.

– Пожалуйста!

– Ладно-ладно, я выйду, успокойся. У тебя десять минут.

Посетив ватерклозет в конце вагона и немного постояв в коридоре, глядя на своё отражение в тёмном окне, Фолкнер вернулся в купе. Сэмми уже лежал в постели, отвернувшись к стене и укутавшись с головой одеялом, из-под которого торчал лишь хохолок темных кудрявых волос.

 «Обязательно свожу его к своему парикмахеру. И к портному тоже», – подумал мужчина, раздеваясь и укладываясь на своё ложе, оказавшееся на удивление удобным. Или просто сказывалась усталость – его поезд прибыл в Миннеаполис в пятом часу утра.

Какое-то время он лежал, анализируя прошедший день. Начавшийся так неудачно, закончился он просто великолепно. Непонятно, как этому худенькому парнишке это удалось, но, благодаря его присутствию, жизнь снова заиграла для Фолкнер яркими красками.

За сегодняшний вечер он смеялся больше, чем за несколько последних лет. Биржевые сводки, которые он обычно читал и анализировал во время поездок, так и остались лежать в саквояже. Желание напиться тоже так и осталось нереализованным, хотя в вагоне-ресторане можно было раздобыть вполне приличный скотч. Но Фолкнеру этого просто не хотелось. Не нужно было заполнять пустоту в душе работой или выпивкой – мальчик с огромными глазами цвета шоколада, так неожиданно ворвавшийся в купе и жизнь Фолкнера, как-то незаметно, одним своим присутствием, заполнил эту непреходящую пустоту.

Ещё какое-то время поразмышляв, Фолкнер, незаметно для себя, провалился в сон, убаюканный равномерным стуком колёс.

Сначала его сон был мирным и спокойным, без сновидений, но потом, впервые за довольно долгий промежуток времени, кошмары вернулись.