Глаза надежды

Для безопасности Сизарик отлетел куда подальше и устроился на карнизе флигеля. От туда ему хорошо было видно, что творится внизу, на небольшой лужайке музейного двора. Это зубы старого пса по кличке Дунай испугали его. Закусив парной телятинкой, Дунский занимался типичным для себя делом — пугал и кусал посетителей, забрёдших в музей не с той сотороны, или гонял галок и серых ворон.

«Ну до чего глупый пёс! — проговорил Сизарик, когда собственное сердцебиение вошло в норму. — Тебя бы на кашу посадить, драная твоя морда!»

Тем временем Дунский изловчился-таки и сшибил одну из птиц. Она даже не успела сообразить, что произошло, как жизнь её в миг оборвалась. Другие с жутким карканьем рванулись ввысь. Со стороны могло показаться, что для них сей эпизод явился хорошим уроком. Дело в том, что дразнить вечно сытого Дуная на протяжении многих лет было типичной забавой местных птиц. Они прекрасно знали все его повадки и приёмы и насмехались над неуёмной дуростью. Каждый из них, равно как и сам Дунский, считали себя хозяином лужайки.

В действительности, жертвой пса оказалаось никому из местных неизвестная серая ворона, которая вздумала покуражиться перед всеми своею лихостью. От этого её никому и небыло жаль. Однако Сизарику было не по себе. Незлобливое по своей природе существо жалело всех и располагало своё крохотное сердечко ко всем. В последний миг чужой жизни Сизарик узнал-таки ту самую серую ворону, которая прозвала его обидным словом «альбинос». Узнал и с сокрушением подумал: «Нет, не скажу нашим. Не хорошо это».

Теперь он полетел к гостинице «Москва», что в центре большого города. Алексея послали туда и ему хотелось посмотреть на него. Уже два месяца Алексей периодически откомандировывался в эту гостиницу, которую разбирали изнутри. Да и не разбирали, а курочили. Каждому времени свои идеалы, как говорится.

Алексей ходил и снимал на цифровой фотоаппарат всё, что ещё можно было снять. Он чувствовал, что прикоснулся к чему-то необычному, но слов, выразить свои переживания, не находил, оттого и не обнаруживал перед сослуживцами, да и кем другим, своих чувств.

* * *

«Вот и я пошла по рукам», — заключила Дарушка, уныло сидя возле входной двери.

Мопс Джесси прожил у Алексея два с половиной года. Однажды она как обычно вышла на утреннюю прогулку с хозяюшкой, но домой подниматься не стали, всё чего-то ждали, оставаясь возле подъезда. Ожидание затянулось. Наконец подъехала машина, Джесси передали в чужие руки и увезли.

Никто не знает, о чём может думать собака, два с половиной года прожившая в одних условиях. С одной стороны было любопытно: «Куда же меня везут?». А с другой стороны беспокойство. Во-первых, знает ли хозяин, что меня забрали и увезли в неизвестном направлении, ведь он на работу ушёл рано. Во-вторых, не беспокоится ли Дарушка, доченька?

Всё было именно так. И хозяин знал о надвигающейся разлуке, и Дарушка не находила себе место весь день. Когда хозяюшка повела и её на прогулку, та всё бегала по знакомым кустам и тропинкам, всё искала, бедняженька, маму. А мамы уже нет и увидеться с нею никогда более не придётся. Это обстоятельство наиболее трагично сейчас, ведь Дарушке было семь месяцев, а не один, когда принято отдавать щенков.

Да-да, никто и не планировал её отдавать; хозяин с хозяюшкой оставили Дарушку себе.

На свет появилась она 2 марта, но роды у Джесули были ужасные. Нормально родился только первый щенок (о нём ещё будет сказано дальше). Второй и третий вызвали беспокойство. Второму не суждено было выжить (он умер на четвёртый день), а третьим была она — единственная девочка. Четвёртый щеночек был такой слабый, что уже на второй день погиб. Пятый родился полуживым и его сразу же не удалось спасти.

После этого дело с родами осложнилось и Джесуля уже не могла родить сама. Чтобы спасти её, пришлось делать кесарево сечение, везти в больницу. Врач достал ещё двух щенков, которые были обречены с самого начала — их некому было оживлять.

Сама Джесуля не вполне понимала, что с нею происходит. Природа брала своё, но неведомые до селе ощущения и трансформации обескураживали. Конечно, она запомнит, как ей было тяжело и эта тяжесть поможет справиться с потерей щенков, которых она в тот момент не вполне даже осознавала. Но вместе с тяжестью она запомнит и руки хозяина, который куда-то вёз её, ждал там, не отходил затем ни на шаг и привёз обратно. Человеческие знания собакам не доступны, но кто знает, кто знает…

Первого щенка отдали через семь недель и он уехал в Новосибирск. К этому времени мопсики подросли и играли во всю. Джесуля, хотя и хладнокровно относилась к ним в силу своей декоративной природности, но какие-то знания передавать начала. В те дни Алексей обнаружил, что собачка его поменялась. Изменился характер, поведение, даже внешний вид. Всё, детства нет и наступила взрослая жизнь.