Глаза Фемиды

- А кому надо этому верить и разбираться? Ты же знаешь, кто у нас в партбюро собрался: они на твоего тестя молиться готовы и по одному его слову способны собаку съесть, не то, что одинокую и беззащитную женщину. Придумали: профсоюзы — школа коммунизма. Не школа, а отстойник для отбросов партаппарата — сборище блатных и бывших. Я теперь тоже бывшая — Маркелов уволил меня по непригодности. И жаловаться на него некому. При моей профессии такая запись в трудовой — все равно, что волчий билет. Один у меня выход — уезжать.

- Мы вместе уедем! — решительно заявил Антон, сам в это уверовав.

— Нет, — я уже мужу слово дала, что возвращусь.

- Но ты же меня любишь! — попробовал последнее средство Антон.

- Забуду, ради дочери. Такая я, — сказала, как отрезала, Татьяна. — А ты уходи: тяжело мне возле тебя, ой как тяжело — жить не хочется. Не хотела я с тобой больше встречаться-видеться, да не успела. Пусти, мне на переговорный пункт пора…

И так все это было высказано, что сердцем понял Антон: не склеить разбитое. Уходит его неожиданная радость, светлая надежда, первая и последняя настоящая любовь. Уходит навсегда, как уходят из жизни. Да так оно и было на самом деле: одевалась его любимая, чтобы навсегда уйти из жизни Антона. В детдоме и на флоте мужчиной воспитался Антон. А значит, привык и умел держать удар. И ни перед кем еще не падал на колени и не просил униженно, а здесь готов был упасть. Не поняла, не оценила его любимая, на что пошел Колонтаец, чтобы так вот сломаться. Поднялся со стула Миронов, стряхнул с лица унижение и снял со стены гитару: «Спой на прощание».

Не смогла отказать Татьяна в последней просьбе, дрогнула ее душа и задрожали под рукой грустные струны:

«Как нам трудно сойти с надоевшего круга.
Каждый лист у судьбы до конца разлинован.
Видно от роду нам суждено друг без друга
Жизнь прожить до конца. И не сможем иного…»

Не смогла допеть до конца Татьяна и навзрыд заплакала. На настенном календаре было тринадцатое августа, число для Антона роковое. А на тумбочке под зеркалом три махровых пиона в вазе — нечетное число. Антон вынул из вазы белый и сломал: «Это моя судьба». — «А это мы с мужем остались. — Татьяна отодвинула подальше от Антона два красных. — Только не пойму: почему четное число несчастливое?»

На работу Антон явился надломленным, как после похорон матери. Терпеть ухмылки и деланное сочувствие сослуживцев не было никаких сил, и Миронов почти обрадовался вызову на аварию: в одном из районов взорвался отопительный котел и пострадали трое. В кругу лиц, которые могли быть признаны ответственными за происшедшее, фигурировал и родственник секретаря райкома. Главный технический инспектор, инструктируя Миронова, на прощание дважды упомянул об этом существенном обстоятельстве и предупредил, чтобы техинспектор не зарывался и вел себя поосмотрительней. Но напутствие многоопытного шефа Антон пропустил мимо ушей: из головы не шло расставание с Татьяной. Теперь уже не Татьяной, а снова Татьяной Васильевной.

Технический инспектор Миронов привык отыскивать глубинные причины всевозможных аварий и потому свою беду рассматривал не иначе как аварийную ситуацию и потому попытался вычислить ту причинную связь, которая вызвала к жизни необыкновенную и романтическую любовь, разбудила дремавшие сердца. Разбудила, столкнула их безжалостно, да и разбила вдребезги и сердца и судьбы. Похоже, что совпало редчайшее в природе явление: удачно совпали биоэнергетические поля Татьяны и Антона. Потому так неотвратимо и потянуло их друг к другу, и оттуда та неизъяснимая теплота и душевный комфорт, которые возникали всякий раз при их встречах. Немного же досталось Антону теплоты и счастья. И вот теперь он лишен и этой малости. Грязными сапогами прошлись по его душе фарисеи от партократии. Угодливо, по звонку «оттуда», растоптали мимолетное, как свет падучей звезды, Антоново счастье. А над его останками воет от удовольствия волчья стайка недавних его родственников.