Глаза Авроры

День за днем, ожидая приговора и вышагивая взад и вперед по камере, я только и думал о том, что приготовил мне Люк. Признаюсь, я боялся этого. Джин смогла зародить страх в моем сердце. Именно неизвестность больше всего пугала. Я понятия не имел, на что способны эти двое. Поэтому мой разум то и дело щедро подбрасывал все новые картины пыток, что ждут меня в тюрьме. И у меня не было сомнений, что они будут.

Во время гнетущих раздумий мне в голову пришла не очень благородная мысль. Она вцепилась в меня и как заведенная повторяла: «Сделай это, сделай». Было невозможно избавиться от нее, так как в своем бездействии я жаждал хоть каких-нибудь изменений. Мне нужно было, чтобы хоть что-то развеяло мои терзания. Я с неимоверным трудом выпросил еще один телефонный звонок, по большей части из-за благосклонного отношения ко мне хорька-офицера. На этот раз Люк ответил лично.

— Знаешь, чем занимается Джин в свободное время? — произнес я, как только он принял вызов.

— Что? Какого черта ты звонишь? — Я чувствовал его ярость, но в то же время в голосе Люка был страх.

Я подумал, что раз уж он все равно уготовил мне тридцать три несчастья в тюрьме, то хуже уже не будет. Я рассказал о том, какая Джин любвеобильная. И он, похоже, поверил мне. Люк орал, как бешеный, когда я бросил трубку. Но облегчения мне это не принесло. Наоборот, я ощутил себя каким-то грязным. Я не особо-то и стремился уязвить его, просто хотел наказать Джин. Его можно было понять: брат горевал по умершей сестре. Он был в полной уверенности, что это я виноват, и жаждал мести. По большей части так оно и было. А вот эта азиатская психичка влезла не в свое дело. Не знаю, что я ей говорил в моменты помутнения рассудка, но уж точно не признавался в любви и верности. Какая может быть верность к любовнице, когда у меня была невеста? Да и подругой, получается, она была не лучше, чем я женихом. Джин так же, как и я, предала Аврору. Поэтому она тоже заслуживала наказания.

И вот спустя две недели душевных терзаний вердикт был оглашен. Меня ждало тюремное заключение на протяжении семи лет. Не так много, как я ожидал. Если бы не Люк, то, возможно, я смог бы спокойно отсидеть и этот срок. Может быть, даже вышел лет через пять. Но Джин пообещала мне, что я буду страдать все это время. А пытки в течение семи лет — это было совсем другим разговором.

Толпа журналюг стояла у входа в здание суда. Я не особо понимал, от чего моей персоне было оказано столько внимания: я был паршивым писателем, да и сценаристом тоже так себе. А Аврора наверняка была не такая уж известная супермодель, чтобы из-за нее был ажиотаж. Тем не менее люди с фотоаппаратами и камерами нагло толкали полицейских, пытаясь сделать удачный кадр моей только что выбритой физиономии.

Как только меня ввели в зал суда, где было не так много народу, как я ожидал, я беглым взглядом скользнул по спинам людей. Они еще не успели сообразить, кто только что сюда зашел, поэтому не обернулись для того, чтобы посмотреть на меня. Я не увидел Джин, следовательно, мой звонок возымел действие. Смотреть же на Люка и искать в его лице подтверждение я, естественно, не мог. Да и вообще, смотреть хоть кому-то в глаза было для меня страшнее, чем услышать приговор. Опустив голову и уставившись на свои руки, я прошел мимо незнакомых в большинстве случае мне людей. Единственных, кого я узнал, были Люк, Фил и, к моему удивлению, Рейчел. Я был уверен, что она не захочет присутствовать на этом представлении. Хотя, возможно, она решила таким образом пропиариться за мой счет. Но это было уже неважно.

Я сидел возле толстого мужика, который должен был защищать меня, и совсем не слушал то, о чем они все говорят. Мне не нужно было даже знать смысл их слов: по интонациям и возгласам я итак все понимал. В какой-то момент мне показалось, что я услышал тихий плач. Не понятно, кому он принадлежал: то ли Рейчел, которая все еще питала надежду на мое освобождение, то ли матери Авроры, которая не сдержала эмоции.

«Интересно, родителей Авроры удовлетворил приговор?» — единственное, о чем я думал в тот момент.

Выводили меня так же под вспышки и выкрики наглых фоторепортеров. Но мне было не до них. Надежда, которая таилась где-то очень глубоко в душе, окончательно угасла. Вот я и осознал, что это конец. Моя жизнь в очередной раз разрушилась. Только теперь окончательно. И это справедливо, так как я собственными руками разрушил жизнь как минимум пятерых людей.