ГЛАВА 2

И в эту секунду его снова накрыло чувство невероятной радости от осознания нахождения рядом с ним пусть и агрессивно настроенного, но живого существа. И он, удерживая её, зашептал, широко улыбаясь: “Тихо, тихо… я тебя не обижу… верь мне”. Физическое осознание наступающих в его жизни изменений, вера в начало новой, счастливой и невероятно хорошей жизни накатили на него, невольно заставив его рот растянуться в ещё большей улыбке. И эти новые волшебные ощущения, помноженные на пьянящий запах разгоряченной женщины, родили в нём невероятную волну нежности к этому дикому существу, бьющемуся в его руках, словно пойманная рыба. И, стараясь хоть как-то успокоить её, отправив далеко в темноту сознания саднящую боль ребра, Адам сел и, не убирая руки от её мычащего рта, подтянул женщину к себе на колени. Приобняв, как ребёнка, он неожиданно даже для себя, начал тихо напевать непонятно откуда пришедшую ему в голову песню «О, претти вуман» певца, которого вроде бы звали Рой Орбисон. Она ещё какое-то время пыталась освободиться, невольно прислушиваясь к его голосу. И это тихое фальшивое пение, проникнутое многовековой тоской одиночества, неожиданно произвело магическое действие. Женщина, слушая мотив начала затихать, а Адам, забывшись, тихо пел, глядя куда-то между веток, чуть покачиваясь в такт мелодии, совершенно не замечая, что пойманная им добыча, совсем перестав вырываться, с любопытством смотрела на него взглядом, в котором страх и удивление смешались в одно целое. В какой-то момент даже могло показаться, что её глаза, ещё минуту назад сверкавшие из-под его руки ненавистью, стали вроде чуточку добрее. И уже совершенно очевидно с интересом смотрели на крепко держащего её в руках нечесаного, с длинной всклокоченной бородой мужчину, особенно в моменты, когда он, невозможно перевирая мелодию, неумело переходил на фальцет.

Закончив так же неожиданно, как и начал, словно выныривая обратно из видимого только ему прошлого, Адам растерянно посмотрел на неё и, скривившись от вернувшейся боли ребра, улыбнувшись, произнёс: “Привет”. Женщина, не отводя взгляда, смотрела на него, не произнося не звука. Затем, совершенно не делая попытки ни вырваться, ни встать, протянула к нему страшно перетянутые и посиневшие от лески руки. Увидев их, Адам испуганно залепетал: “Тебе же больно! Прости, что ж это я, конечно, сейчас…” Он начал оглядываться, разыскивая глазами котомку. Найдя её взглядом, уже было собрался встать, но, подозрительно посмотрев на женщину, спросил: “Если я тебя отпущу, ты не будешь кричать?” На какое-то мгновение ему показалось, что она поняла его. Но, отогнав эту мысль как совершенно невозможную, он, не дождавшись от неё никакого знака, ответил сам себе: “Вот я дурень. Ты же меня не понимаешь”. Постаравшись сделать это как можно более доверительно, Адам улыбнулся своей добыче и приподнял ладонь от её рта. Женщина молчала. Довольно кивнув ей головой, он уже было хотел подняться на ноги, но тут заметил, что его жалкая простынь, лежит в стороне. Невероятно смущаясь, он попросил: “Слушай, ты не могла бы отвернуться”. Женщина в ответ ещё ближе протянула к нему схваченные леской руки. “Конечно, ты же не понимаешь…”, – с досадой снова прошептал Адам. Смущённо пожав плечами и стыдливо улыбаясь, стараясь не обращать внимания на набирающую силу боль, он выбрался из-под своей добычи и, прикрывая гениталии рукой, как рак пятясь задом наперёд, пополз за простынёй. Под внимательным взглядом дикарки, не вставая, повязал материю вокруг бёдер и осторожно дотронулся до налившегося синяком ребра. Скривившись, покачал головой и, с трудом улыбнувшись, спросил: “Заживёт до свадьбы?” Женщина безмолвно следила за ним из-за вытянутых вперёд связанных рук. Пытаясь выказать ей своё доверие, повернувшись спиной, Адам, держась рукой за бок, демонстративно не спеша пошёл к котомке и, порывшись, достал оттуда древний столовый нож для масла с поломанными пожелтевшими пластиковыми накладками на рукоятке. Вернувшись обратно, он, охнув, присев рядом, с трудом просунул большой палец руки между её синих распухших кистей, поддел лезвием леску и одним движением разрезал стягивающие путы.

Женщина, не сводя внимательного взгляда с Адама, чуть скривившись от боли, стала тереть оставленные петлёй шрамы. Он же, отложив в сторону нож и глядя на её чумазое лицо, протянул руку, чтобы убрать из её волос один из запутавшихся в них жёлто-зелёных листьев. Женщина замерла, следя взглядом за его пальцами. Но Адам, решив таким образом выказать свою симпатию, смело потянулся к ней, не замечая тревоги в её глазах. В момент, когда он практически коснулся её волос, женщина резко подалась вперёд и, словно животное, впилась зубами в его ладонь. Сила укуса была такова, что из-под её губ, плотно обхвативших кисть руки, тут же выступила его кровь. От боли в глазах Адама потемнело. Но он, собрав в кулак всю имеющуюся у него силу воли, стиснул зубы и, не пытаясь освободиться, постарался произнести как можно мягче: “Ну и зачем?”