Гладиаторы

— Вы дети разных народов и стран, — начал гладиатор. — У нас разные обычаи и разные боги. Но судьба у нас общая. Она всех нас оторвала от родины. И враг у нас один! И имя ему Рим! Они, — дак указал рукой в сторону, где находился город Помпеи. — Они там хотят, чтобы мы умирали им на потеху. Они считают нас мясом предназначенным на убой для их удовольствия. Я убивал на арене таких как я! Кто-то считает меня за это героем. Но я не герой. Героем стал мой друг Давид, который сам заколол себя и этим бросил вызов римской толпе! Как они выли тогда и проклинали его! Он умер и не доставил им удовольствия. Он призвал меня к действию. Тогда я понял, что значит жертва во имя свободы, а не во имя показного мужества и призрачной славы хорошего бойца. Все вы предназначены на убой! И может быть во время следующих игр кого-то из вас пошлют под мой меч! Но я не хочу убивать! И умирать, как Давид не хочу! Мы должны повернуть свои мечи против римлян и резать их как свиней во имя свободы. Эти мы все окажем услугу нашим странам!

Гладиаторы загалдели:

— Мы готовы сражаться!

— Пусть подадут знак!

— Мы не помилуем никого.

— Они нас не миловали! — послышались горячие возгласы молодых даков, галлаов, самнитов, греков, сирийцев.

— Тихо! — прервал их Келад. — Вы не должны перебивать нашего вождя. Он не простой гладиатор, а отмечен богами и даже беседует с ними. Ему лучше знать, что и как делать.

Возгласы стихли.

— Вы должны ждать часа, когда боги дадут нам сигнал к началу восстания. Я оповещу вас об их святой воле. И это будут боги наших отцов, что римляне называют варварскими. Это будут боги греков, такие как Геракл, что сам испытал на себе долю раба. Они поведут в бой наши отряды, и они даруют нам победу. Рим все равно падет под тяжестью своих ужасных преступлений, и мы приблизим час его падения, братья. Но пока вам нужно сохранять полное спокойствие и выполнять все распоряжения Келада и мои. Час искупления близок. Ждите!

— Но сколько нам ждать?

— А если этот знак не будет подан до следующих игр?

— Нам, что снова резать друг друга?

— Тихо! Чего разгалделись? Вам же было сказано, что боги знают, когда и они скажут нам об этом, — снова вмешался Келад.

— Погоди, Келад! Я даю вам слово, что от моего меча больше не умрет ни один гладиатор! Но вы должны сохранить себя для борьбы. И если завтра понадобиться убивать — вы будете это делать! Так надо! Затем мы отомстим и за эту кровь. И главное, от чего хочу вас предостеречь, так этот от болтливости. Никто не должен знать о наших планах! Никаких разговоров об этом! Ни ползвука! Это ясно?

— Да.

— Ясно, Децебал.

— Мы не из болтливых.

— Это хорошо! — произнес дак. — Но я хочу предупредить, что предателя не помилую. Разорву собственными руками. И болтуна также! А если я предам — то разорвите меня!

Децебал резко повернулся и исчез в темноте. Собака во дворе в этот момент отчаянно завыла…

…-Итак, они снова виделась с этим гладиатором? — патриций был вне себя. По его полному лицу пошли багровые пятна.

— Это очевидно. Но прямых доказательств у меня нет, — угодливо поклонился Квинт.

— Но тогда с чего ты взял, что они виделись?

— Твоя жена дважды посещала твой загородный дом. Не эту виллу, а тот маленький домик.

— И что? Это она делала довольно часто и раньше.

— Это так, господин, но раньше она никогда не задерживалась там на такое долгое время. С чего бы она стала менять свои планы? Ответ очевиден! Они не могут видеться на старом месте, и стали встречаться на новом. Хотя как туда попадает гладиатор мне выяснить, пока не удалось. Ты можешь это сделать, если допросишь одного из её рабов.

— Не могу. Эти рабы её личная собственность, доставшиеся ей от отца. Да и не рабы они больше. Все получили вольную. Все они свободные люди и клиенты нашего дома. И допрашивать их как рабов я не могу. Это вызовет плохой резонанс среди граждан Помпеи. А на выборах это мне повредит.

— Вот как? При императоре Нероне все было намного легче. Но тогда остается подкуп. Купи одного из этих вольноотпущенников.

— Тоже невозможно. Преданны Юлии как собаки.

— Тогда есть возможность убрать гладиатора без шума и пыли. И больше он не станет позорить ложа твоей жены.

— Это лучше всего, Квинт. Хватит мерзкому рабу позорить моё славное имя, и мое брачное ложе. Это верно! Приступай к делу немедленно.

— Немедленно? Но он может еще нам понадобиться. Через Децебала мы сможем прижать Акциана.

— Нет! — решительно заявил патриций Феликс. — Он должен умереть!

— Как прикажешь, господин.

— И она тоже!

— Что? — не поверил Квинт. — Ты сейчас сказал о своей жене?

— О ней. Если исчезнет этот дак, она может найти себе другого грязного раба и не будет этому конца. Ты не знаешь моей ненасытной женушки. И если мы станем убивать всех её подлых любовников, то скоро в Помпеях не останется рабов, — Феликс мерзко захохотал.

Квинт из угодливости вторил ему.

— Но я не хочу быть причастным к этому делу, поэтому на меня не должна пасть ни тень подозрения. Мне не нужны лишние проблемы.

— Все будет сделано в лучшем виде. Я сейчас же отдам приказ своим людям.

— Не мешкай.