Гладиаторы

"Он прикидывается, что ничего не понимает. Хотя прекрасно знает, что мне нужен яд. И понятно зачем. Сейчас начнет говорить, что это не в его принципах, и что это очень опасно. Станет цену набивать".

— Осматривать больного не стоит, Главк, ибо этот больной пока совершенно здоров. Но, надеюсь, с твоей помощью он станет не просто больным, но мертвым.

— Что? — Главк закрыл глаза рукой. — Ты предлагаешь мне убить? Но медицина призвана исцелять и бог Асклепий покарает меня, если я согрешу против клятвы не приносить вреда ближнему своим искусством.

— Этак, мы будем долго договариваться. Слушай меня. Я знаю, что ты уже много раз согрешил против Асклепия, и он еще не испепелил тебя, не так ли?

— Я врач и последователь школы знаменитого Эрисистрата из Илулиды. А Эрасистрат был придворным врачом самого сирийского царя Селевка.

— Ты думаешь, что ты великий хитрец, Главк? — усмехнулся Статерн. — Твоя биография мне отлично известна, не смотря на то, что прибыл ты издалека. Отпущенник Агафирс видел тебя в Милеете, где ты был бродячим лекарем. И продали тебя в рабство за преступление. Ты до смерти залечил известного в Милете купца.

— Это подлая клевета! Это злобные наветы моих врагов!

— Не беспокойся, Главк. Я никому не расскажу твоей истории. Ты не потеряешь ни одного клиента. Более того, я дам тебе за твое "лекарство" тысячу сестерциев.

— А что тебе нужно за "лекарство"? Я могу приготовить мой териак. Если подмешать его в вино, то….

— Нет. Твой териак слишком отвратителен на вкус. И подмешать его в вино можно только лошади. Да и та не станет пить. Мне нужен яд потоньше. Такой яд, что можно закачать в перчик или яблоко.

— Это легко, но стоить такое яблочко будет полторы тысячи сестерциев. Как только я получу деньги, ты получишь этот фрукт….

Децебал увидел, как в казарму пришли двое центурионов в сопровождении отряда солдат. Он находился неподалеку и прислушался к их разговору со старшим рутиарием Авлом.

— Мы пришли по приказу городского префекта, — повелительным тоном сообщил центурион со шрамом через все лицо, который выдавал в нем бывалого воина.

— Чем могла заинтересовать наша школа господина префекта? — спросил Авл с угодливым поклоном.

— Согласно императорскому указу всех заподозренных в принадлежности к христианской секте надлежит арестовывать.

— Но у нас нет никого, кто принадлежит к этой секте…

— Есть! — центурион прервал его. — Нам доподлинно известно, что в этих казармах скрывается раб-христианин. Это Кирн. Есть у вас такой гладиатор?

— Есть, но…

— Он может пройти испытания и если пройдет, то все обвинения с него будут сняты, — пробасил центурион. — Доставь его сюда и немедленно. Если мои распоряжения не будут выполняться быстро, то я применю силу.

Рутиарий распорядился доставить Кирна к центурионам. Тот явился со сложенными на груди руками и блаженной улыбкой на лице.

— Ты, по слухам, принадлежишь к секте врагов рода человеческого, к христианам. Вы убиваете младенцев и пьете их кровь во имя своего кровожадного идола. Поэтому указом божественного Цезаря все вы подлежите аресту и казни. Ты признаешь себя сторонником Христа?

— Да! — твердо заявил Кирн. — Я верую в Иисуса Христа. Но мы никогда не пили крови младенцев и наш бог совсем не кровавый. Он собственную кровь отдал во искупление грехов рода человеческого.

Центурион ухмыльнулся и велел взять раба.

— Но этот раб собственность ланисты Акциана. И по римскому праву в жизни раба волен только его господин, — вмешался рутиарий, в душе проклиная Кирна за то, что он так легко признался в том, что сторонник новой секты. Чего проще было соврать. Он никогда не понимал этого фанатичного самопожертвования.

— Неужели твой господин пойдет против установлений божественного Цезаря? — спросил центурион.

— Нет. Не против воли Цезаря, но против произвола префекта.

— Да в чем же здесь произвол? — возмутился второй центурион, молодой человек с тонкими чертами лица и орлиным носом. — Мы оставим раба здесь, если он в нашем присутствии обругает своего Христа и принесет жертву вином или ладаном статуе Юпитера или статуе императора.

Авл подошел у Кирну и ткнул его палкой.

— Сделай то, что от тебя просят.

— Нет, — решительно тряхнул головой грек. — Не преклоню колени пред идолами.

— Что? — взревел центурион со шрамом. — Ты называешь статую божественного императора идолом? Это новое преступление — оскорбление величия!

— Не стоит передёргивать, почтенный, Никакого оскорбления величия здесь не было. Раб ничего плохого о божественном Цезаре не сказал. Даже имя императора Веспасиана Флавия не было произнесено. Под словом идол он имел в виду совсем иное.

— Ты, рутиарий, намерен чинить препятствия правосудию?

— Нет. Но раб Кирн не может быть уведен в городскую тюрьму. У нас здесь есть собственный карцер, и раб будет помещен туда. Эти мы совсем не нарушим повеления императора. И раб будет заключен под стражу. И суверенные рабовладельческие права моего господина Акциана не будет нарушены.

— Но заключение в тюрьму это еще не все наказание за принадлежность к христианской секте.