– Просто я во всем люблю ясность, – успокоил Ферорас жену. – Это обычная сделка. Если Вителлий будет продолжать сражаться так же умело и мужественно, он заработает себе целое состояние, а я тоже получу свою долю прибыли. В конце концов, вложенные деньги должны приносить свои плоды. Принять мою помощь ты, разумеется, вовсе не обязан, но без нее твои успехи принесут тебе гораздо меньше. Вспомни о Пугнаксе, который много лет одерживал победу за победой и все равно ютился, как собака, в гладиаторской каморке. Пугнакс понятия не имел, каким образом превратить свои успехи в благосостояние.
– Я согласен, – поспешно, словно опасаясь, что Ферорас может передумать, проговорил Вителлий.
Мариамна и Тертулла, вскочив на ноги, заключили молодого гладиатора в объятия. Ферорас подошел к гостю и взял его за руку.
– Выпьем за удачу.
Центурион Манлий, словно изголодавшийся волк, проскользнул через аркаду, ведущую к выходу из-под трибун Большого цирка. В этом дешевом районе повсюду ожидали посетителей бесчисленные лавочки, кабачки и бордели. За сестерций здесь можно было получить все что угодно: женщину, кубок вина, какой-нибудь подарок для супруги. Стоявшие у дверей шлюхи приподнимали подолы каждый раз, когда мимо проходил мужчина.
– Не хочешь ли позабавиться, Манлий?
Центурион был здесь, похоже, известной личностью. Манлий вежливо отказывался и слышал в ответ сердитое:
– Мы уже недостаточно хороши для тебя, болтун? Или ты сделал удачную ставку на играх?
– Кто знает, кто знает, – со смехом отвечал Манлий, направляясь к Эсквилину с его богатыми кварталами, где стояли дома знати и видных римских дельцов.
Один из этих домов именовался «Ауреум» и служил отнюдь не местом жительства. Своим названием «Ауреум» был обязан тому, что только за вход в него надо было заплатить аурей – золотую монету, равную по стоимости ста сестерциям. «Ауреум» был самым дорогим и самым изысканным из всех сорока пяти лупанариев – публичных домов Рима. Это была мечта каждого мужчины, для большинства из них неосуществимая.
Напыжившись, словно павлин, Манлий поднялся по мраморным ступеням к колоннам портала. Сразу за входом в небольшой комнатке сидела темнокожая рабыня, единственным одеянием которой служили несколько пушистых белых перьев. Она протянула вошедшему блюдо из отливающего перламутром стекла. Манлий понимающе кивнул и опустил на него аурей. Тут же двустворчатая дверь в атриум отворилась, словно по мановению волшебной палочки. Навстречу гостю хлынули звуки небесной музыки и аромат курящихся благовоний.
В завораживающей белой дымке Манлий различил розовые тела двух девушек, занимавшихся любовной игрой на сверкающем, словно зеркало, полу. Длинные волнистые волосы девушек были выкрашены в серебристый цвет. Одна из них сладострастно водила языком по затвердевшим соскам другой. Прежде чем Манлий успел опуститься на одну из разложенных вдоль стен подушек, две рабыни подбежали к нему, отвели в соседнее помещение, раздели, вымыли и умастили благовониями. Затем к нему подошла темноволосая женщина, отличавшаяся от всех прочих здесь тем, что была одета в длинное, ниспадающее волнами платье. Женщина эта засыпала Манлия вопросами. Какой тип женщин он предпочитает – блондинок или темноволосых, стройных, как тополь, или полненьких, с мальчишеской фигурой или полногрудых, обнаженных или полуодетых, белых или темнокожих, одну или, может быть, сразу двоих; какое он пьет вино – белое или красное, сладкое или сухое; какого цвета должны быть стены комнаты, в которой он желает предаться радостям любви?
Видят боги, у Манлия почти отнялся язык, и он, беспомощно пробормотав ответы на все заданные вопросы, позволил проводить себя по ведущей на верхний этаж лестнице. Украшенные орнаментами стены комнаты были красными, как он и пожелал. Тяжелые полотнища, свисавшие с потолка, образовывали над ложем некое подобие балдахина. В стену была встроена алебастровая с оттенком желтизны ванна. Манлий бросился на ложе и закрыл глаза. Когда он снова открыл их, перед ним были золотисто-розовые, словно спелые персики, обнаженные груди двух очаровательных девушек.
– Меня зовут Лициния, – прошептала одна из них.
– А меня Санция, – проговорила другая. – А как тебя зовут?
– Центурион Манлий. Ведаю раздачей зерна на складах в Остии.
– Важная должность в эти трудные времена, – засмеялась Санция, отличавшаяся от Лицинии длинными темными волосами. У Лицинии волосы были светлее и намного короче. Она подала гостю кубок вина, который Манлий выпил одним глотком. Пока одна из девушек снова наполняла кубок, вторая усиленно занималась начинавшим твердеть членом Манлия.
– О, как же вы подходите к этому дому распутства, – простонал центурион, снова хватаясь за кубок.
– Мы хотим, чтобы тебе было хорошо, – засмеялась Лициния, а Санция невинным тоном спросила: – Ты никогда еще не бывал у нас, Манлий?
– Нет, – признался он. – Для центуриона вы малость дороговаты! – Постепенно он начал ощущать действие неразбавленного вина. – Разбавьте мне вино водой, – попросил он.