Читаем Гладиатор полностью

Педаний покачал головой.

— Незнакомцу никогда не удастся приблизиться к Ферорасу. Оглянись вокруг. Каждая дверь охраняется, а дружески беседующие между собой в каждом углу мужчины — отнюдь не гости, а его телохранители. Нет, к Ферорасу подойти может лишь тот, кто считается своим в его доме, один из его рабов. У Ферораса их четыреста. Уверен, что среди них есть и такие, которые не питают к своему хозяину добрых чувств.

— Но как их найти, не навлекая на себя подозрений?

— Нет ничего проще! Каждый господин время от времени велит отхлестать кого-нибудь из рабов — чтобы другим была наука. Для этого достаточно бывает малейшего предлога. Ну, а тот, кого на глазах у всех выпороли только за то, что он разбил какую-нибудь плошку или что-то не так сказал, будет от всей души ненавидеть своего господина.

Педаний жестом подозвал одного из стоявших у дверей рабов.

— Послушай, Ферорас и с вами так же строг, как со своими должниками?

— Ферорас строг, но справедлив, — уклончиво ответил раб.

— Неужто никому из вас не приходилось получать плетей?

— Ну, совсем недавно цирюльнику Марцеллу пришлось познакомиться с ними.

— Цирюльнику Марцеллу, говоришь?

— Да, господин. При бритье он поцарапал Ферорасу подбородок и был наказан за невнимательность.

— Так, так… — протянул Педаний и отпустил раба. — Видите? — проговорил он, обращаясь к собеседникам. — Думаю, цирюльник Марцелл не слишком-то хорошо относится к своему господину Ферорасу. Полагаю, что среди четырехсот рабов он не один такой.

Теренций Понтик настороженно огляделся по сторонам, а затем протянул руку Педанию и Эвмольпу.

— Давайте сложим вместе собранные на уплату процентов деньги. Их должно хватить для того, чтобы Марцелл или кто-то другой из рабов поняли, до чего же они ненавидят своего господина.

Вернувшись в Рим, Вителлий обнаружил записку, в которой Мариамна просила его срочно встретиться и поговорить с нею. Он не успел еще отправиться к ней, как она сама появилась в его доме.

— Любимый мой, — упала она на грудь Вителлию, — как мне не хватало тебя, как я тосковала по тебе. Удачно ли прошло твое плавание?

Вителлий поцеловал Марианну в лоб.

— Да, если речь идет о самом плавании, и нет, если иметь в виду его цель. Я так и не нашел того, что искал…

— Но разве этого нельзя было предвидеть заранее? Не слишком ли многого ты требуешь от Мойр, богинь судьбы?

Вителлий кивнул.

— Эта поездка разрушила все мои надежды. Я задал вопрос дельфийскому оракулу. От полученного ответа у меня слезы навернулись на глаза.

— Что же предсказала тебе пифия?

— Ребекка, судя по словам пифии, никогда не была в Греции. Она живет в какой-то далекой стране. Я еще встречусь с ней однажды, но не узнаю ее.

Мариамна молчала. Взяв руку гладиатора, она поднесла ее к губам и нежно поцеловала кончики его пальцев. Вителлий неподвижно, словно ничего не замечая, смотрел перед собой. Вернулся к действительности он только после того, как Мариамна заговорила вновь.

— В твое отсутствие я была очень обеспокоена твоей судьбой. Я долго думала, надо ли вообще говорить тебе об этом. Лишь помолившись Юпитеру Капитолийскому и Изиде, я пришла к выводу, что обязана все-таки предупредить тебя.

— Какой тайной ты хочешь поделиться? — спросил Вителлий. — Ты так взволнована, что дрожишь всем телом.

— Дрожу, потому что боюсь за твою жизнь, любимый!

— Завтра я начну готовиться к предстоящему бою. Я буду сражаться и сумею одержать победу. Почему же ты так беспокоишься обо мне?

— Вителлий, — полным тревоги голосом заговорила Мариамна, — до сих пор ты всегда сотрудничал с Ферорасом. Ферорас хотел, чтобы ты побеждал, и ты одерживал победы. Теперь, однако, Ферорас против тебя. Он хочет, чтобы следующий бой ты проиграл, и сделает все, чтобы добиться этого.

— Но это же какая-то бессмыслица, — возразил Вителлий. — Разве ты не слыхала, что ему придется заплатить пятьсот тысяч сестерциев тому, кто сумеет победить меня?

— Он готов заплатить и намного больше — моя служанка слышала это собственными ушами. Он предложил Аррунтию Стелле, императорскому распорядителю игр, целый миллион, если тот найдет противника, способного прикончить тебя на арене.

Вителлий отшатнулся. Кровь застучала у него в висках.

— Но почему, — спросил он, — почему, ради всех богов, Ферорас превратился в моего врага?

— У него для этого две причины. Он мог откуда-то узнать о наших отношениях. Не то чтобы он был так уж ревнив, но задеть его мужское тщеславие это могло. Он ведь не хочет, чтобы в Риме о нем говорили с сочувствием и жалостью. Решающее, однако, значение имеет то, что ты узнал о его афере с императорским флотом. С тех пор он боится тебя. Устранить тебя он мог бы без труда, но его пугает твоя популярность. Ведь даже матери дают теперь сыновьям твое имя. Такой человек не может просто взять и исчезнуть. Наемный убийца предстал бы перед судом, а это связано для Ферораса со слишком большим риском. Нет, он хочет, чтобы в следующем бою ты был убит прямо на глазах у зрителей. Вителлий, сама мысль об этом доводит меня до безумия.

— Прежде чем до этого дойдет, меня еще надо победить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза