Однако Путци был далеко не так прост, как могло показаться на первый взгляд, и потребовал в обмен на деньги закладную на имущество партийной газеты, весьма прозрачно намекнув при этом, что не прочь занять должность главного редактора вместо часто болевшего Эккарта. И когда Гитлер назначил на это место Розенберга, Путци обиделся, но отношений с Гитлером не порвал и стал его секретарем по связям с общественностью и иностранными журналистами. Подавив досаду, он сумел подняться над личным и продолжал относиться к Гитлеру с тем же пиететом, какой испытывал к нему с первого дня их знакомства.
А вот Гитлер, судя по всему, не слишком уважал щедрого приятеля и… приударил за его женой. Путци был поражен, застав в один прекрасный вечер в салоне собственного особняка своего шефа на коленях перед изумленной такой странной выходкой Элен. Последовал неприятный разговор, и Гитлер дал обещание держать себя в рамках приличия. В отличие от многих других женщин Элен отнеслась к ухаживанию Гитлера скорее с иронией, но именно она спасла ему жизнь, когда после провала путча Гитлер намеревался застрелиться. Когда он поднесет руку с пистолетом к виску, прекрасно владевшая приемами дзюдо Элен успеет вырвать у него пистолет (о чем после начала Второй мировой войны будет очень жалеть). Если, конечно, Гитлер на самом деле хотел застрелиться…
Торжественно пообещав оставить супругу приятеля в покое, Гитлер вступит в связь с его сестрой Эрной, дамой весьма привлекательной внешности, внимания которой добивались многие мужчины из высшего мюнхенского общества. Но это будет уже после его выхода из тюрьмы.
Довольно близко Гитлер сошелся и с Максом фон Шойбнер-Рихтером, которого фон Лоссов называл «темным авантюристом». В свое время Макс служил в казачьем полку и принимал участие в подавлении революции 1905 года в России. Волею судеб он оказался в Мюнхене, изучил инженерное дело, потом вступил в феодальный баварский полк и получил германское подданство. После провала «капповского путча» Эрвин появился в русской колонии Мюнхена, где его и нашел Альфред Розенберг.
По его собственным словам, Шойбнер-Рихтер настолько поддался «гипнотической силе» Гитлера, что посчитал его «пророком новой Германии» и вместе с супругой вступил в нацистскую партию. Он оказался весьма ценным приобретением, поскольку был на дружеской ноге со многими влиятельными людьми в Германии, включая таких промышленных магнатов, как Рейш и фон Тиссен. Именно ему удалось (так, во всяком случае, гласила запись одного из направленных в Баварскую государственную канцелярию донесений) собрать для партии «невероятно крупную сумму денег». И, когда в роковой для нацистов день 9 ноября Шойбнер-Рихтер будет убит шальной пулей, Гитлер искренне скажет: «Он был для меня единственным незаменимым человеком».
Оно и понятно. Бывший кавалерист был в хороших отношениях со многими русскими эмигрантами и получал пожертвования от российских промышленников, среди которых выделялись владельцы нефтяных промыслов на Кавказе. В списке лиц, которые давали ему деньги, значились такие тузы, как Нобель, Гукасов, барон Кеппен и герцог Лейхтенбергский.
Шойбнер-Рихтер познакомил Гитлера с одним из самых влиятельных русских эмигрантов — генералом Василием Бискупским. Ярый антисемит и антикоммунист, генерал увидел в Гитлере воплощение народного вождя, способного увести массы от коммунизма. Он с превеликой радостью поддерживал все начинания Гитлера и познакомил его с состоятельными спонсорами, в частности, с владельцем нефтяного концерна «Шелл» Генри Детердингом. Впрочем, Бискупский не только восхищался Гитлером, но и преследовал собственные цели, намереваясь покончить с его помощью с большевиками в России.
Генерал представил Гитлера претенденту на российский трон великому князю Кириллу Владимировичу, сыну великой герцогини Мекленбургской. Его жена, великая герцогиня Виктория, была не только движущей силой борьбы мужа за трон, но и ярой национал-социалисткой. Она часто ездила за границу собирать пожертвования на «святое дело» реставрации российской монархии. Не забывала она и о нуждах нацистов и, как поговаривали, одно время опекала Гитлера больше, чем мужа, даря ему дорогие ювелирные изделия. И как знать, не обсуждали ли уже тогда русские эмигранты с фюрером планы свержения большевизма и восстановления монархии. Ведь это сегодня кажется фантастикой, а тогда люди хватались за любую соломинку. Разве мечты самого Гитлера не казались тогда, в 1923 году, бредом сумасшедшего? А ведь этот бред оказался самой что ни на есть реальностью…