Гитлер. Неотвратимость судьбы

Нельзя не сказать и о том, что чуть ли не с первого дня своего существования нацистская партия предъявляла всем своим челном весьма жесткие финансовые требования. Руководители местных отделений должны были работать по много часов бесплатно (гауляйтерам начали платить из партийных средств только с 1929 года), их рабочие поездки не оплачивались и с них требовали не только проводить митинги, но и собирать деньги для партийной казны. Членов партии и сочувствующих то и дело донимали всевозможными беспроцентными займами и взимали с них плату на митинги и сборища, на которых после выступления Гитлера собирали деньги в фонд партии. В донесениях полицейских агентов сообщалось, что суммы, взимаемые с людей даже скромного достатка, «граничили с невероятным».

Никакая партия не осмеливалась на подобное, но Гитлер и здесь пошел своим путем — такой сбор, а по сути изъятие средств, объяснял тем, что его партия является истинно народным движением. Сам он по этой причине претендовал на роль «Trommler zur Deutschheit» — «барабанщика германского духа».

Конечно, Гитлер мог весьма безбедно существовать на подачки своих «мамок», как он сам называл благодетельниц, но содержать на них движение он не мог. Инфляция и ширившееся движение требовали больших затрат, и после того как рейхсвер стал выплачивать деньги штурмовикам «крайне нерегулярно», положение Гитлера осложнилось. Ни одно политическое течение, каким бы привлекательным оно ни было, не может существовать и уж тем более победить без денег. Гитлер понял это уже на заре своей довольно туманной политической юности, когда получил первую подачку…

Что же касается немецкой буржуазии, то поначалу она не была контрреволюционной. Переход на «почву фактов» и признание Веймарской республики отнюдь не было актом трусости. Скорее оно явилось молчаливым согласием и готовностью признать великие события. Вся беда заключалась в том, что никаких великих событий со стороны революционеров так и не последовало, после чего буржуазия начала действовать так, как это и было заложено в ее природе, то есть контрреволюционно. Как только революционеры обманули ожидания нации, буржуазия быстро осознала совершенную ею ошибку и полностью подтвердила ту самую характеристику, которую дал немцам Богумил Гольтц. «Наш народ, — писал он, — имеет уравновешенный темперамент, в мыслях склонен к крайностям, легко приходит в возбуждение благодаря фантастическим представлениям и воспоминаниям о прошлом, а в результате его мучат раскаяние и угрызение совести». Некоторые историки и по сей день уверены в том, что национал-социализм есть не что иное, как нечистая совесть германской буржуазии. И особенно, по их мнению, этой нечистой совестью отличалась мюнхенская буржуазия.

Как известно, вождем революции в Баварии был еврей из Северной Германии Курт Эйснер, идеалист и мечтатель, влюбленный в душу баварцев. Многие баварцы отвечали ему взаимностью, недаром за его фобом шли сотни тысяч искренне горевавших о нем людей. Но как только политический климат изменился, вся масса политических настроений баварцев, испокон веков отличавшихся спокойным темпераментом, почти полностью направилась в другую сторону. Такой характер народа и предопределил его судьбу: он дольше всех вел германскую революцию — вплоть до советской республики, а затем дольше всех контрреволюцию — до путча Гитлера и его окончательной победы.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

До этой победы оставалось еще десять лет борьбы, и все это время Гитлер трудился в поте лица. Помогали ему и его сподвижники, среди которых появились два новых лица: Эрнст Ганфштенгль и русский немец Макс Эрвин фон Шойбнер-Рихтер.

Ганфштенгль, по прозвищу Путци, принадлежал к зажиточной семье, которая владела магазинами, торговавшими литературой и предметами искусства. Путци учился в Гарварде и намеревался закончить свое искусствоведческое образование в Мюнхенском университете. Он увлекся идеями Гитлера и вступил в его партию. Гитлеру его новый приятель тоже нравился. Помимо политики оба любили искусство, и Гитлер любил слушать, как Путци исполнял его любимого Вагнера. Не забывал он и о презренной материи и в один прекрасный вечер пожаловался Путци, что не может приобрести нового оборудования для своей газеты.

— Подумать только, — сокрушался он, — какая-то тысяча долларов — и «Фелькишер беобахтер» будет выходить каждый день!

Трудно сказать, говорил он это искренне или с прицелом на богатого приятеля. Вернее всего, с прицелом — тот и сам прекрасно знал о далеко не самом блестящем финансовом положении партии. Тем не менее только что получивший за очередную сделку полторы тысячи долларов Путци все понял как надо. «На следующий же день, — вспоминал он, — я пришел к Аманну и вручил ему эту сумму в долларовых банкнотах. И Аманн, и Гитлер были вне себя от радости. Гитлер даже воскликнул: «Какая великодушная щедрость, Ганфштенгль! Мы этого никогда не забудем!»