Гитлер. Неотвратимость судьбы

Ближе всех с Гитлером сошелся Рудольф Гесс. Сын немецкого торговца, он родился в Александрии и во время войны служил в одном полку с Гитлером. Под Верденом Гесс был ранен и после госпиталя направлен в авиацию. Никогда не улыбавшийся, глуповатый и напрочь лишенный чувства юмора Гесс отличался поистине собачьей преданностью Гитлеру и верой и правдой служил ему.

Большое значение Гитлер придавал вступлению в партию такого знаменитого в Германии человека, каким являлся Герман Геринг — единственный небаварец в его окружении. Выходец из помещичьей семьи, воздушный ас майор Геринг был последним командиром прославленной эскадрильи Рихтгофена, а его храбрость и 43 сбитых самолета были отмечены крестом «За заслуги» — высшей наградой империи Гогенцоллернов. С Гитлером он познакомился в Мюнхене и, обладая хорошим состоянием, что называется, «вкупился» в партию.

Особое место рядом с фюрером занимал балтийский немец Альфред Розенберг, которого в нацистскую партию привел Эккарт. Во время Первой мировой войны он учился в России. В 1919 году вместе с другими русскими эмигрантами обосновался в Мюнхене. Гитлеру Альфред понравился хотя бы уже тем, что учился на архитектора. Розенберг обладал удивительной способностью строить из самых, на первый взгляд невероятных, предпосылок стройные и цельные системы — точно так же, как сам Гитлер некогда строил на бумаге фантастические планы перестройки немецких городов.

Именно ему было суждено стать первым теоретиком партии и идеологом нацистского движения. Свои, надо заметить, весьма тяжеловесные рассуждения о культуре и расе он выразит в труде «Миф XX столетия», который, кроме него самого, Гитлера и Геббельса, никто не читал и который главный пропагандист Третьего рейха назовет «идеологической блевотиной». Уже тогда Розенберга отличала его патологическая ненависть к России, и он постоянно подогревал интерес к этой теме у Гитлера. Оставался рядом с Гитлером и «подлец» Эссер, который многое умел.

Именно эти люди составили руководящее ядро нацистской партии после июльского переворота. И все же куда увереннее не любивший интеллигентов Гитлер чувствовал себя среди «прислуги», которая составляла второй эшелон его окружения. Это были все тот же Макс Аманн, который в своем развитии недалеко ушел от того фельдфебеля, каким Гитлер знал его по фронту; часовщик Эмиль Морис, имевший славу одного из самых жестоких драчунов; телохранитель Гитлера Ульрих Граф, в недалеком прошлом подручный в мясной лавке, а затем борец-любитель. Под стать ему был и могучий Христиан Вебер: завсегдатай ипподрома, он служил вышибалой в пивной, приторговывал лошадьми и посещал скачки.

Ничего интересного эти люди собой не представляли, и все же о двоих из них, Генрихе Гофмане и Максе Аманне, надо сказать особо, поскольку именно они со временем сделают Гитлера мультимиллионером.

Владелец фотоателье на Шеллингштрассе Гофман познакомился с Гитлером в 1922 году. Однажды он получил телеграмму из США от газетного концерна Херста, в которой его просили за 1000 долларов сделать снимок новоявленного фюрера. Деньги были хорошие, и Гофман согласился. Но, когда он снял садившегося в машину Гитлера, его телохранители отняли у незадачливого фотографа фотоаппарат и слегка намяли бока.

Через несколько дней Гофман нашел в своем архиве фотографию, которую он сделал в день мобилизации в Баварии 1 августа 1914 года. К своему удивлению, среди запечатленных на ней лиц он заметил Гитлера. Гофман увеличил фрагмент и подарил уникальный снимок Гитлеру. Тронутый до слез Гитлер пригласил фотографа в свою любимую остерию, где заключил с ним деловое соглашение, согласно которому Гофман становился его единственным фотографом. Сам Гитлер получал 10 процентов от прибыли.

Это соглашение станет для обоих настоящим Эльдорадо, поскольку уже после 1923 года фотографии руководителя партии нацистов шли нарасхват. Гофман стал устраивать выставки портретов Гитлера, которые тот охотно посещал, а затем передал свое ателье нацистской партии в качестве выгодного коммерческого предприятия.

Доходы Гофмана быстро росли, он приобрел роскошную виллу, и Гитлер часто навещал своего придворного фотографа, дом которого всегда был полон самых известных людей. «В хорошую погоду, — вспоминал Альберт Шпеер, — там подавали кофе в небольшом саду, окруженном со всех сторон садами других вилл. Садик был размером не больше чем двести квадратных метров. Когда его прекрасно освещали лучи солнца, случалось и так, что фюрер и рейхсканцлер снимал свой мундир и в рубашке с короткими рукавами ложился прямо на траву. У Гофмана он чувствовал себя как дома».

Более того, Гофман был единственным человеком, которому Гитлер прощал и пьянки, и либеральные взгляды на современное искусство, и связи с евреями. И когда фотограф осмелел до того, что представил главному антисемиту Германии своего приятеля по школе, сына раввина, Гитлер только усмехнулся.

— Судя по всему, в следующий раз ты пригласишь меня пить кофе в синагогу! — сказал он.