Если почитать историю масонства, то практически все выдающиеся деятели истории являлись членами тайных лож. Состоял, по мнению некоторых авторов, в молодые годы в масонской ложе и Гитлер, куда будущего фюрера привела его тяга ко всему мистическому. Другие биографы Гитлера утверждают, что он никогда не входил ни в одну масонскую ложу, так как всегда считал масонство «семитским подрывным движением», а значит, и внутренним врагом Германии, которого надлежало уничтожить. Давно известно: там, где присутствуют большие деньги, всегда появляются евреи, которые играли большую роль в американском, а затем и европейском масонстве. Тем не менее после прихода к власти Гитлер отнесся к масонам весьма лояльно — по той простой причине, что крупный еврейский капитал, стоявший за немецкими масонскими ложами, внес крупную сумму в партийную кассу национал-социалистов и купил себе индульгенцию. Гитлер запретил деятельность масонов в Германии, но не преследовал их, поскольку среди членов германских лож оказалось множество людей из светского общества и представителей старой аристократии Германии. Адольф не желал ссориться с ними и надеялся, что они сами сумеют все правильно понять, прежде чем ему придется применить суровые меры. Но как только еврейские банкиры отказались платить, фюрер быстро разобрался с ними, а заодно и с их собратьями в оккупированных странах.
— Мы должны извести их всех под корень, — заявил Гитлер. — Эти ложи крайне опасны, и вопрос стоит так: мы или масоны? Мы или Церковь? На Земле есть место только для одного из трех!
Помимо всего прочего Гитлер слишком хорошо знал, чей капитал стоит за масонскими ложами, а потому решил убрать их с политической сцены. Желательно в могильные рвы, в которые их скосят эсэсовские пулеметы. Но в то же самое время секретные институты «Аненэрбе» старались получить от масонов их знания о технологии власти.
И все же куда больше значение, нежели вся эта чертовщина модной тогда в Европе Елены Блаватской и таинственных каменщиков, для Гитлера имело то, что гражданская власть в Баварии была очень слаба и ее фактическим хозяином являлся рейхсвер. Если министр-президент Баварии фон Кар держался от нацистов на расстоянии, то полицай-президент Пенер, руководитель политического отделения доктор Фрик и министр юстиции Гюртнер оказывали им всяческую поддержку.
— Мы, — заявил во время процесса над участниками пивного путча Пенер, — намеренно воздерживались от этого, поскольку видели в этой партии ростки обновления и были убеждены, что это движение более всех остальных способно пустить корни в рабочей среде, зараженной марксистской чумой, отвоевать рабочих, вернув их в лагерь национализма. Вот почему мы обеими руками поддерживали НСДАП и господина Гитлера…
Нацисты оправдывали оказанное им высокое доверие и уже начинали воздействовать на социалистов и коммунистов не только словом, но и делом. Пенер смотрел на их опасные игры сквозь пальцы, а когда ему доложили о существовании в Баварии «организации политических убийц», он только пожал плечами.
— Что-то их слишком мало! — усмехнулся он.
Такого же мнения придерживался и Гитлер. Дело было за малым: за деньгами. Их катастрофически не хватало, и никакое хорошее отношение властей не могло заменить их отсутствие. Гитлер обивал пороги, унижался, просил, требовал, но… получал лишь жалкие крохи. Не хватало и на жизнь, и на некоторое время он стал разъездным оратором Союза народной обороны. Как знать, не тогда ли всерьез он задумался о том, что с буржуазией лучше не ссориться и в провозглашенном им же самим в его знаменитых 25 пунктах социализмом надо раз и навсегда кончать. Идеи идеями, но деньги могли дать только те, у кого они были, т.е. все те же банкиры и промышленники.
Гитлер прекрасно понимал: его сила не в рабочих, а в среднем классе, разоренном войной и послевоенными неурядицами. Его задачу облегчало и то, что многих из тех, кто вступал в партию в начале 20-х годов, привлекало в нее прежде всего эмоциональное удовлетворение только от одного сознания принадлежности к «движению» единомышленников, по разным причинам оказавшихся на обочине германского общества и отвергавших демократические идеалы Веймарской республики. И в том, что все эти люди стремились в те смутные годы создать собственное и не похожее ни на одно другое сообщество по образу и подобию такого близкого самому Гитлеру фронтового братства, которым они и желали заменить проклятую ими республику, ничего странного не было. Скорее это было закономерным.
В начинавшей складываться системе Гитлер занимал особое место, что и послужило созданию уже в конце 20-х годов мифа о нем как о Спасителе, ниспосланном провидением, дабы избавить немецкий народ от бедственного положения, в котором он находился, и вернуть ему утраченное величие. Так возникал образ харизматичного лидера, подотчетного только самому себе, отождествление всего движения с личностью Адольфа Гитлера, с его идеологией и мировоззрением.