Гитлер. Неотвратимость судьбы

Более того, очень многие работники НКВД оказались на работе в гестапо, куда их весьма охотно брали: спецслужбы всегда ценили профессионалов. А кто мог лучше бывших чекистов знать местные условия и людей? Облегчало немцам задачу и то, что у большинства этих людей, прошедших страшную школу сталинских застенков, где убивали без суда и следствия ни за что, никакой морали уже не было. Ну и, наконец, были среди тех, кто шел на работу к фашистам или добровольно сдавался в плен, люди, ненавидевшие Сталина. Именно из таких немцы и подыскивали человека, который смог бы встать во главе Русской освободительной армии.

Одним из кандидатов стал командующий 19-й армией Михаил Федорович Лукин. Герой сражения за Смоленск, он был ранен и попал в плен. Его выходили, после чего он предложил Гитлеру создать альтернативное русское правительство для борьбы «против ненавистной большевистской системы». «Если это действительно не завоевательная война, — говорил он, — а поход за освобождение России от господства Сталина, тогда мы могли бы стать друзьями…»

Надо отдать Лукину должное: если он и заблуждался насчет «похода за освобождение», то недолго. Уже зимой 1942 года он понял, что ни о какой дружбе с нацистами не может быть и речи, и от какого бы то ни было сотрудничества с ними отказался.

Но самым интересным во всей этой истории было то, что Сталин не тронул его и, продержав несколько месяцев под следствием, оставил ему генеральское звание. Вряд ли речь может идти в данном случае о какой-то гуманности Сталина. Гуманность для него так навсегда и осталась неизвестной, а вот ради пропаганды опальному генералу жизнь оставить можно было. Чтобы вернуть сотни тысяч русских солдат и офицеров, оказавшихся за границей.

Расставшись с Лукиным, немцы стали подыскивать ему замену. И очень скоро нашли ее в лице командующего 2-й ударной армией генерал-лейтенанта Андрея Андреевича Власова.

Бывший крестьянин и воспитанник Нижегородской семинарии встретил войну командиром дислоцированного на Украине 4-го моторизованного корпуса. Под Москвой он командовал 20-й армией, и здесь мнения разделились. Сталинисты и сейчас уверены, что Власов проболел всю кампанию, тогда как другие историки отмечают, что именно там генерал заявил о себе как об одном из самых талантливых и популярных командиров.

Мы не собираемся продолжать дискуссию на эту тему, но все же отметим, что вряд ли бы бездарного генерала Сталин поставил бы во главе 2-й ударной армии, которой надлежало деблокировать Ленинград.

Однако никакого деблокирования не произошло, в результате полностью проваленной Ставкой Любанской операции армия Власова попала в окружение и почти полностью была уничтожена. Сам генерал, после долгого блуждания по болотам попал в лагерь для высшего командного состава под Винницей. Вместе с командиром 41-й дивизии полковником Боярским он составил доклад, в котором писал о том, что большинство населения и армии приветствовало бы свержение советского режима, если бы немцы создали в России национальное государство.

Так было положено начало «власовскому» движению, на него обратили внимание в отделе «Вермахт-пропаганда», и уже очень скоро была выпущена первая листовка за подписью Власова. Вслед за ней появилась «Смоленская декларация», в которой объявлялось о создании в Смоленске Русского комитета и Русской освободительной армии.

«В Смоленск, — пишет В. Шамбаров в книге «Государство и революция», — в адрес несуществующего Русского комитета посыпались письма граждан, пошли ходоки, чтобы установить с ним контакт. Приезжали добровольцы, разыскивая, где можно записаться во власовскую армию. И солдаты — «хиви», бойцы разных «Остгруппен» оживились: теперь вроде было за что воевать… Без согласования с руководством рейха, по прямым договоренностям с военным командованием на местах были предприняты поездки Власова по оккупированным территориям… Встречали его восторженно. Залы, где он выступал, были переполнены, толпа прорывала полицейские кордоны, подхватывала генерала и несла его на руках. Власов говорил о цели своей борьбы — создании независимого национального государства. Отвечая на вопросы, часто вынужден был выдавать желаемое за действительное, например, что немцы «в союзе с русскими» помогут сбросить диктатуру Сталина, так же как русские помогли Европе освободиться от Наполеона. Дипломатично лавировал, отмечая, что пока русские антикоммунисты вынуждены быть «гостями немцев», но после победы немцы в России будут лишь гостями. Однако на вопросы, не превратит ли Германия страну в свою колонию, отвечал однозначно — иностранного господства Россия не потерпит ни в какой форме».

Подобные речи не нравились, и взбешенный фюрер устроил Кейтелю выволочку.

— Мы, — заявил он, — никогда не создадим русской армии, это химера…

Недовольный вольнодумием Власова Кейтель тут же издал приказ: «Ввиду неквалифицированных бесстыдных высказываний военнопленного генерала Власова во время поездки в Северную группу войск, происходившей без ведома фюрера и моего, перевести его немедленно в лагерь для военнопленных».