Гитлер. Неотвратимость судьбы

В выступлении 22 августа 1939 года Гитлер дал ясно понять, что такие категории, как «право», «нравственность» и «гуманность», для него раз и навсегда канули в Лету. Как того и следовало ожидать, Вторая мировая война началась с естественной для таких случаев провокации. Ее автором стал сам фюрер. Что же касается ее претворения в жизнь, то этим занялись Гиммлер и руководитель абвера адмирал Канарис. Вот что рассказывал на Нюрнбергском процессе один из участников провокации Альфред Гельмут Науйокс: «Между 25 и 31 августа я посетил Генриха Мюллера, главу гестапо, который находился в это время вблизи города Оппельна. Он и некий Мельхорн обсудили в моем присутствии план организации пограничного инцидента, смысл которого состоял в том, чтобы инсценировать нападение поляков на немцев… Для этого следовало предоставить в мое распоряжение исполнителей-немцев численностью около роты. Мюллер сказал также, что он направит мне человек 12-13 приговоренных к смерти преступников, которых оденут в польскую форму, этих людей следует убить и оставить на месте инцидента, чтобы создалось впечатление, будто они уничтожены в ходе перестрелки. Для верности преступникам будут заранее сделаны смертельные инъекции — врача приведет Гейдрих, а уж потом мы должны изрешетить их пулями. После завершения операции Мюллер намеревался собрать на «поле боя» представителей прессы и свидетелей, в присутствии которых власти будут составлять полицейский протокол… 31 августа днем Гейдрих передал по телефону пароль и сказал, что операция должна начаться в 20.00 вечера того же дня. Кроме того, Гейдрих велел связаться с Мюллером».

С Мюллером Науйокс связался и получил от него труп неизвестного мужчины и положил его у входа в здание радиостанции. Лицо неизвестного было вымазано кровью. «Мы, — продолжал свой рассказ диверсант, — заняли, как было приказано, радиостанцию и передали в эфир речь минуты на три-четыре. Операция сопровождалась несколькими выстрелами из пистолетов в воздух». В то же самое время начали действовать диверсионные отряды Канариса, в задачу которых входило разжигание антипольских настроений и обоснование «акции возмездия с немецкой стороны». Так началась Вторая мировая война.

Против ожидания Гитлера, в Берлине это событие особого восторга не вызвало, и он с неудовольствием отметил пустые улицы немецкой столицы, когда подъезжал к рейхстагу.

Ранним утром 1 сентября 1939 года Гитлер обратился к вермахту, немецкому народу и всему миру, из которого тот узнал о нападении на Польшу. Примечательно и то, что свою речь Гитлер произносил в сером полевом мундире, на который он сменил свою коричневую партийную форму. Как следовало из этой встречи, он «надел его, чтобы снять только после победы». Интересным было и то, что на левом рукаве у него была не повязка со свастикой, а нашивка с эмблемой СС.

Фюрер обрушил на поляков потоки ругательств и обвинил их в провале мирного урегулирования.

— Целых два дня, — надрывался он, — я и мое правительство ждали, когда же наконец польское правительство соизволит — и соизволит ли вообще — прислать своего полномочного представителя.

Из его в общем-то весьма сумбурной речи следовало, что именно поляки начали войну, заставив Германию нанести ответный удар. Что же касается Англии и Франции, то никакой ссоры у них с Германией не было, и Гитлер намеревался уладить возникшие между ними разногласия мирным путем.

Надо ли говорить, что рейхстаг встретил речь фюрера овациями и криками «Хайль!» Однако основная масса населения их восторга не разделяла. Несмотря на все иносказания Гитлера, немцы уже начинали осознавать, что нападение на Польшу является только началом и Германия втянута в новую и, по всей видимости, еще более страшную мировую войну. Напрашивался и вполне естественный в такой обстановке вопрос: «Что же теперь будет и как отреагируют на нападение на Польшу Англия и Франция, которые, по словам фюрера, тоже «совершали прегрешения против Версальского договора»?

Волновался и сам Гитлер. Он прекрасно понимал, что ведущие европейские страны не останутся в стороне. И не ошибся. Уже вечером 1 сентября послы Англии и Франции вручили ему ноты своих правительств, в которых те заявляли о своей готовности выполнить данные Польше обязательства, если германские войска не будут немедленно отозваны с ее территории.

Гитлер помрачнел. Все его надежды на то, что так легко проглотивший Австрию и Чехословакию Запад смолчит и на этот раз, рушились. Угнетенное состояние духа кончилось самой обыкновенной истерикой.

— Если Англия намерена воевать год, — кричал Гитлер, — я буду воевать год, если она намерена воевать два года, я буду воевать два года! Ну а если понадобится, то я буду воевать десять лет!

Окончательно выйдя из себя, он с такой силой махнул рукой, что едва не упал.

Весь следующий день он только и говорил о нерешительности Запада. В тот же день Муссолини в последний раз предложил созвать конференцию и обсудить на ней условия прекращения военных действий. Но было уже поздно.