Впрочем, за его кокетством стояло вполне определенное желание: хорошо жить. Да, он стал лидером приобретавшей все большую популярность партии и самым выдающимся ее оратором, но в то же время продолжал жить в небольшом скромном домике, ездил на собрания в видавшем виды автомобиле и делал все возможное, чтобы партия не тратила на него ни единой лишней марки. И что бы там ни говорил Эссер о «выдающемся революционере», Гитлер так и не победил (и никогда не победит) свое стремление к буржуазной сытости. Она только мысль о том, что он может оказаться среди пролетариев, бросала его в холодный пот.
Нищету, вечную грязь и убогость жилищ — все это он знал не понаслышке, когда проживал в рабочих кварталах в Вене. «Даже не знаю, — вспоминал он, — что тогда потрясло меня больше: материальная ли нищета тех, кто в те годы составлял круг моих приятелей, грубость ли и дикость их нравов или же низкий уровень их умственного развития».
Другое дело, что Гитлер испытывал при виде всего этого лишь потрясение, но никоим образом не сострадание. Напрочь оторванный от рабочего класса, он никогда не чувствовал к нему ни малейших симпатий, а после того как в той же Вене с ужасом убедился, что не только чешские, но немецкие рабочие ниспровергают все, чему он придавал такое большое значение, он, надо полагать, стал откровенно презирать их. «Буквально все они затаптывали в грязь… нацию, — писал он, — поскольку считали ее порождением капиталистических классов; отечество, так как считали его орудием буржуазии для эксплуатации рабочего класса; власть закона — поскольку для них это было средство держать пролетариев в узде; религию, которую считали средством одурманивания народа для его последующего закабаления; мораль — как символ тупой и рабской покорности». И если для того же Сталина все эти постулаты являли суть священного марксистского писания, то Гитлер, услышав подобные речи от немецких рабочих, сразу же задался вопросом: «А достойны ли все эти убогие люди принадлежать к великой нации?»
Помимо всего прочего Гитлер давно понял, что без той самой буржуазии, с которой призывали бороться еврей Маркс и большевистские жиды из России, ему никогда и ничего не выиграть. Он может заигрывать с кем угодно, говорить все что угодно, но ставить ему придется только на то самое среднее сословие, которое по большому счету и будет определять судьбу страны. Точно так же, как еще совсем недавно клялся отдать всю собственность рабочему, теперь он был готов защищать эту самую буржуазную собственность от этих же рабочих. И пусть не сразу, но награда не заставила себя ждать: буржуазия признала его и в конечном счете привела к победе.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Раз уж мы заговорили о буржуазии, самое время затронуть и другую связанную с ней весьма интересную тему: Гитлер и деньги. Мы помним, как старые соратники Гитлера неоднократно пытались выяснить, на что жил их товарищ, отказавшийся получать жалованье за свою работу в партии. Поскольку в рейхсвере он больше не числился, на какие средства мог существовать «художник» Гитлер, который после войны не продал ни одной своей картины?
Ответ прост до банальности: на подаяния, и весьма щедрые. Поначалу ему подавали жены богатых людей, а затем и сами богатые люди. Когда все это началось? Этого сегодня уже не скажет никто. Одни биографы Гитлера считают, что деньги к нему потекли уже в 1920 году после его поездки в Берлин, где Эккарт ввел его в богатые дома. Другие утверждают, что это произошло несколько позже. Но в том, что начало гитлеровскому благополучию положила жена владельца всемирно известной фирмы по производству музыкальных инструментов Карла Бехштейна Хелена, не сомневается никто.
Но и на этот счет существуют две версии. Согласно первой — Эккарт познакомил Гитлера с семейством Бехштейн после их памятного совместного полета в Берлин в марте 1920 года. Сторонники другой версии утверждают, что это произошло гораздо позже, чуть ли не в 1923 году, и ссылались на то, что Гитлер тогда очень нуждался, и имей он такую благодетельницу, как Хелена Бехштейн, вряд ли бы занимал деньги у Геринга на праздничную экскурсию в горы на Пасху. Но как бы там ни было, 3 апреля 1923 года газета «Мюнхнер Потс» с иронией и возмущением писала, что «втрескавшиеся в Гитлера бабы» занимали или даже дарили ему деньги, а также «делали взносы не только наличными».