К 29 июля группа армий «А» вышла к низовьям Дона, почти не встречая сопротивления, и Гитлер уже планировал сократить немецкое военное производство ради увеличения выпуска товаров народного потребления. Движение ослабленной 6-й армии к Ленинграду замедлилось — на этом этапе больше из-за трудностей со снабжением и нехватки горючего, чем из-за сопротивления противника, и 30 июля Гитлер вернулся к первоначальной идее Гальдера о том, что «судьба Кавказа будет решена в Сталинграде». После этого генерал Йодль заявил, что вся 4-я танковая армия плюс румынский корпус будут переведены обратно на правый фланг группы армий «Б», чтобы активизировать наступление на Сталинград. Поскольку прямая железнодорожная ветка на Кавказ была повреждена, перерезать основной путь, по которому в теплую погоду перевозили русскую нефть — реку Волгу, — стало главной целью экономической войны, которую Гитлер вел в России. Учитывая, что захват далекого Баку в 1942 году стал казаться менее вероятным, слишком уж слабые силы были у фельдмаршала Листа, заняв Сталинград — город на Волге, немцы могли рассчитывать перекрыть русским поток бензина, следующий из основного производящего региона.
Втайне оборонительный характер большой стратегии Гитлера в 1942 году проявился и в его военной директиве от 21 июля, в которой он приказал перерезать Мурманскую железную дорогу на Белом море. И сталинградское, и беломорское наступления имели целью помешать снабжению Советского Союза западными союзниками, что было очень важно для фюрера, не верившего в возможность восстановления советской военной промышленности на новых местах за Волгой.
С другой стороны, явная недооценка Советского Союза лежала в основе стремления Гитлера забрать из группы армий «А» фельдмаршала Листа еще одно элитное подразделение — мотопехотную дивизию «Гроссдойчланд», чтобы укрепить немецкую армию во Франции. Гитлер задал Гальдеру риторический вопрос: «Какая польза от побед в России, если я потеряю Западную Европу?» Также Гитлер отказывался строить фортификационные сооружения на востоке против Красной армии, которую считал побежденной, зато часто повторял, что западное побережье Европы является идеальной позицией для оборонительного вала. Удивительно, но к этому времени Гитлер начал уважать высокое качество русской боевой техники. Да и Сталин внушал фюреру «безусловное уважение». Гитлер считал, что Сталин удивительный человек в своем роде, который, если бы не вмешательство Германии, превратил бы Россию через десять — пятнадцать лет в сильнейшее государство мира.
Непоколебимая уверенность Гитлера в том, что Советский Союз уже не сможет подняться, конечно, имела некоторые основания. В конце июля 1942 года у советских частей на Кавказе настолько не хватало боевой техники, что вместо артиллерии приходилось использовать установленные на грузовиках минометы. Советские военно-воздушные силы были сконцентрированы на севере, и сейчас русские не пытаются отрицать периодического панического бегства красноармейцев на юге в этот период. Сталинский приказ в конце июля потребовал железной дисциплины, жестоких наказаний и запрещал отступление без приказа. Советское правительство начало понимать, что большинство хорошо обученных и непреклонных военных прошлого года канули туда же, куда прежнее количественное превосходство в технике, — в немецкую канализацию. Менее реалистичным был приказ советского диктатора от 2 августа о разделении Сталинградского фронта на два фронтовых штаба, хотя оба находились в Сталинграде и имели одного командующего.
Подобное любительское вмешательство в профессиональную военную доктрину летом 1942 года было свойственно не только русским или немцам. Его отчетливо видно и в западном лагере. В середине июня возобновились англо-американские переговоры об открытии второго фронта для оказания помощи русским. Адмирал лорд Луис Маунтбаттен (с октября 1943 года командовавший совместными действиями союзников в Юго-Восточной Азии) проинформировал президента Рузвельта о том, что никакая высадка союзников во Франции не уменьшит количество немецких войск в России, потому что на западе уже есть вполне достаточные силы немцев. Президент ответил, что не собирается отправлять миллион солдат в Англию и затем обнаружить, что полный крах в России сделал лобовую атаку через Канал невозможной в 1942 году. Пессимизм Рузвельта относительно шансов России был очевиден, так же как и явная недооценка Маунтбаттеном страха Гитлера перед открытием второго фронта.