Гитл и камень Андромеды

По словам лысого и коренастого дяди из ШАБАКа, я привезла с собой в Израиль опасного международного террориста, разыскиваемого Интерполом. Дядя утверждал, что террорист объявил меня своей невестой. А в портфеле террориста нашли… в общем, что-то нехорошее.

— Бомбу? — спросила я по глупости, и тут же последовал шквал вопросов: о какой бомбе речь, почему я подумала о бомбе, говорили ли мы о бомбах?

Поди объясни, что я в жизни не видела настоящей бомбы, а если увижу, не смогу отличить ее от консервной банки. Что ни о каких бомбах речи между мной и этим Тони не было. Речь шла о лобстере. А про бомбу я ляпнула просто так, не подумав, да и о чем тут думать вообще?! Но лучше уж не упоминать и лобстера, они могут подумать, что это какой-то код. Поди знай, что они могут подумать о том, о чем я либо вообще не думаю, либо думаю совершенно иначе. И тут, запутавшись во всем и не понимая, что происходит, я вспомнила о Кароле.

Он приехал, долго и внимательно слушал, что говорит ему дяденька из ШАБАКа, потом сам произнес короткую речь. Все это происходило за бетонной стенкой с врезанным в нее окном. Слов я не слышала, со своего стула не сходила и видела в окно только то, что было видно со стула.

Это ж надо! Привезти в Израиль международного террориста! Он мог меня застрелить, между прочим, отомстив белым и особенно евреям за хорошее к себе отношение. Мстить мне за канадскую нефть было бы глупо. Я к ней непричастна. А мог взять меня в заложницы и стрелять из-за моей спины. Господи! Да этот жлоб мог сделать все что угодно! Проклятая нефть, видно, сковырнула его с рельс. Он же чокнутый! А я тут при чем?! И что я должна была делать? Звать полицию уже в гостиничном лифте? Спрятаться за спину коротконогого Вэнса и не выходить из его машины? Кстати, в качестве причины для посещения Канады я назвала визит к Саймону Кушнеру. Глупо, конечно. Самого влиятельного гражданина Канады впутывать в эту глупую историю не следовало.

Оказалось — следовало. Меня не отпустили, пока не позвонили этому Саймону. Тот мои слова полностью подтвердил. Тогда дверь в комнату открылась, и Кароль коротко бросил:

— Пошли!

Меня отдали ему на поруки, попросив подписать декларацию о невыезде. Я подписала. С удовольствием. Ехать я никуда больше не собиралась. Пропади оно все пропадом!

Всю дорогу из аэропорта Кароль сосредоточенно молчал. Разговорить его мне не удавалось. Но стоило нам войти в дом, как Кароль разорался. Он орал, что ему надоели эти русские идиоты с их проблемами, что он хочет жить спокойно, что хватит и точка, и я могу убираться ко всем чертям, но из дома — ни ногой, сидеть в лавке, не поднимая глаз, и черт его дернул со мной связаться!

Надо сказать, я его понимала. Но может и он понять меня! Я ничего не сделала, ни в чем не виновата, я даже рада, что стала невыездной, потому что каждая поездка — это очередная неприятность. Откуда я могла знать, что этот вождь индейцев международный террорист? Да и это еще надо доказать. С чего бы такой тип полетел в Израиль под своим подлинным именем? Впрочем, я не знаю, какое имя у него подлинное, какое — нет, и мне нет до этого никакого дела! И что это за мир, в котором нельзя съесть в компании незнакомого человека жесткую перепелку, чтобы не попасть после этого как кур в ощип?!

Тут я разревелась, что вообще-то мне несвойственно. Кароль отступил, зато стала наступать Мара.

— И почему это необходимо трахаться с первым встречным!

— А я с ним и не трахалась!

Тут Марины и без того круглые глаза превратились в блюдца.

— Не трахалась? Так что же вы делали?

— Разговаривали.

— О политике?

— О политике тоже. Но больше о нефтяных вышках.

— И что ты ему рассказала об Израиле?

— Не помню.

Мара посмотрела на меня как на больную и вышла из комнаты на цыпочках. Кароль тоже исчез. А я сидела и сидела в пустой комнате, по которой гулял морской ветер, слушала всхлипы моря и вдруг решила поехать к Женьке. Оставила записку, где я, чтобы не стали искать меня через Интерпол, выскользнула из дома, села в такси и назвала адрес.