Гитара или стетоскоп?

В этот день, среду, стояла тридцатиградусная жара. Палаточный лагерь на бранденбургском песке изнывал от зноя. У воды были деревья, там и находились мужчины, и мальчик оставался с мужчинами в тени деревьев. Мужчины сооружали лодку типа «дельфин», они в этом деле не разбирались и на каждую планку тратили по минуте. На них смотрели несколько женщин в бикини, в большинстве еще молодые, но многие уже настолько круглые, что трудно было сказать, что из них выйдет в будущем. Мальчик рядом с ними выглядел особенно худеньким, как коноплянка, у него были заплаканные глаза, и они спросили его:

— Что с тобой? Ты плачешь?

Он сказал, что умер его волнистый попугайчик, и сразу убежал, а кто-то сказал: «Твой волнистый попугайчик, это печально», а еще кто-то добавил: «Неудивительно. При такой жаре. В палатке. Тут и лошадь не выдержит».

Но волнистый попугайчик умер не в палатке. Он умер дома, в квартире, в комнате мальчика, потому что отец забыл о нем.

Потом мальчика никто не видел, да и никто не вспоминал о нем. О нем заговорили только вечером, когда его брат бегал и спрашивал:

— Кто-нибудь видел Анди?

— Анди? — удивленно спрашивали некоторые, но потом догадывались, что это имя мальчика, но его никто не видел.

Было время ужина, шипели газовые горелки, а комары тучами накидывались на любой кусочек обнаженной кожи — пищи им было предостаточно. Кое-где уже мерцали фонарики, но небо еще было светлым.

Наконец старший брат побежал к воде. Там купались дети, кричали, как дикари, брызгали друг на друга. Анди среди них не было.

— Не, весь день нет.

Старший брат ощутил в сердце страх. Он ведь знал, какой малыш: чувствителен до слез. Он сообщил ему не без жестокости: «Твоя птица умерла. Сдохла с голоду».

И теперь он чувствовал страх за Анди.

Дети больше не купались, их голоса перекликались между палатками, узкое озеро блестело в лучах вечерней зари. Противоположный берег почернел.

Старший брат прислушивался.

— Анди! — сказал старший брат. — Анди! — повторил он и повернул голову к воде, тростнику, черному тихому берегу и услышал, как прыгают рыбки, как возятся в тростнике утки, услышал вдруг магнитофон, услышал, как поет Бонни Тайлер. «Это печаль, — пела она, — это печаль», и песня так подействовала на него, как никогда раньше.

Отец приехал вскоре после полуночи. Об Анди все еще не было ничего известно, старший брат сидел на корточках у палатки.

Он звонил домой, и вот он увидел, как остановилась белая «Лада». Машина подъехала тихо, отец вышел, дверца осталась открытой, фары погасли.

Мальчик встал и продолжал стоять возле палатки, отец был меньше его ростом. На нем была клетчатая рубашка и светлые джинсы, двигался он быстро.

— Где он? Что случилось?

— Попугайчик, — сказал юноша. — Я подумал, что надо сразу ему сказать, такой был случай.

— Случай, — повторил отец.

— Тогда в следующий раз сделай это сам, — сказал юноша.

Они стояли друг против друга, отец был ниже на целую голову. Палаточный лагерь спал, небо все еще было светлым. Бледное лицо отца казалось еще бледнее, на загорелом лице юноши блестели глаза.

— Надо сообщить в полицию, — сказал он.

Отец ничего не ответил, только слегка повернул голову, как будто кто-то появился сбоку, и юноша понял, что он совершенно растерян.

— В полицию, — повторил юноша.

— Среди ночи?

— Могло же что-то случиться…

— С Анди? С Анди ничего не случится.

— Если ты в этом уверен, — сказал юноша, — то почему ты приехал?

Отец вошел в палатку, здесь тоже было достаточно светло. Он закурил сигарету, присев на складной стул, и замолчал, а юноша смотрел на него. Затем отец сказал:

— Насколько я тебя знаю, ты особенно не стеснялся, когда сказал ему об этом.

— Только то, что узнал от тебя, — возразил юноша. — Смерть есть смерть, и для птицы тоже.

— Я просил тебя ничего не говорить, — сказал теперь отец.

— Он все равно бы узнал как-нибудь.

— Я бы сказал по-другому, не как-нибудь. И принес бы новую птичку.

— Ах, вот как, — сказал юноша, — сразу принес бы новую птичку. И попытался бы ее всучить под видом старой?

— Да, я думал об этом, — согласился отец.

— Ну да, почему бы и нет?

На вторую сигарету, взятую из верхнего кармана рубашки, отец долго смотрел, а потом спросил:

— Почему ты остался со мной?

— Почему я что?

— Почему ты остался со мной? Не ушел вместе с ней месяц назад?

— С мамой? — спросил мальчик.

— Да, с мамой.

— Я не хотел, — сказал мальчик. — Перед самыми экзаменами, и все мои ребята здесь. Я не хотел уходить, ты же это знаешь.

— Знаю, да. А Анди? — спросил отец.

— Анди?

— Почему не ушел Анди?

— Он хотел остаться с тобой, разве он тебе не сказал? И, кроме того, ему не понравились маленькие домики.

— Маленькие домики? — спросил отец.

— Там, внизу, где сейчас живет мама, сплошь маленькие домики.

— И он захотел остаться со мной?

— Вроде того…

Отец, сунул в рот сигарету, поднял зажигалку, но пламя не вспыхнуло, отец вынул сигарету.

Юноша прислушался, повернув голову туда, где в деревьях зашелестел ночной ветерок.

— Что-нибудь слышишь? — спросил отец.

— Я бы на твоем месте обратился в полицию.

— Ты не на моем месте. Иди спать.

— Как тут спать? Ты спишь?