А эта девица была, так сказать, пределом всего. Уму моему было непостижимо, как в присутствии такой дуры мой брат мог выдерживать хотя бы пять минут. Началось с того, что она прямо-таки затряслась от смеха, когда Йост мрачно сообщил ей, что я — его брат. Я не находил в этом факте абсолютно ничего смешного.
— Это Мира, — сказал мне брат.
Тут, собственно, настал мой черед смеяться, ибо я подозреваю, что ее полное имя — Мирабель, попросту «слива». Здесь было над чем посмеяться, но я — как уже отмечено — не был настроен слушать подобные шутки.
С этого момента брату стало совсем не до меня, ему же предстояло беседовать с этой Мирабель. Так они и ехали рядышком, в то время как я, нажимая на педали, тащился позади.
Ну а потом началось такое, что мне просто пришлось краснеть за Йоста. Например, чтобы показать Мире, какой он смельчак, брат ехал, отпустив руль. Зачем ему это было нужно? А Мира смеялась, ей вообще все было смешно. Я подумал: раз он убрал руки с руля, значит, с какой-то целью, может, он хочет похвастаться, намекнуть, мол, вот какой он спортсмен, но ведь не ради потехи. Однако у меня создавалось впечатление, что у Йоста одна задача — смешить Миру, не давая угаснуть ее смеху, как огню под кастрюлей, пока суп не сварится.
В деревне, по которой мы проезжали, он додумался до двух новых, радующих душу развлечений: то погонится за курицей, наезжая на нее передним колесом, то закукарекает.
Я раздосадованно пилил вслед за обоими, неловко себя чувствуя из-за выходок старшего брата и не принимая никакого участия в их беседе. Зачем, они все равно не стали бы меня слушать. Да и что можно было сказать об этом?
— Видала, как Амфибий сегодня смотрел? — спросил Йост. (Амфибий был преподавателем биологии. Они между собой всем давали клички с «й» на конце.) — Спросил меня про эту дурацкую ассимиляцию, я учебник раскрыл и отвечаю, а он пригладил свои три волосинки: «Да, Мосманн, за это можно поставить «отлично».
Йост для наглядности провел рукой по волосам, скорчил жуткую гримасу, так странно вывернув шею, что мне стало стыдно.
— Ну, смотри, Юкки, — засмеялась Мира. Всякий раз, как она называла моего брата Юкки, я прямо-таки лопался со злости. Такое просто недопустимо. Ее «смотри», между прочим, вообще ни к чему не относилось. По-моему, кроме этой фразы, Мира ничего не могла сказать. Я понял это, когда Йост стал ей объяснять, что озеро Горинзее образовалось еще в ледниковый период. Мира и тут ответила:
— Ну, смотри, Юкки.
Однако брат ничего не замечал. Он катил на велосипеде, размахивая руками, корча рожи, и нес всякую чепуху. А Мира покатывалась со смеху. По-моему, она была по уши влюблена в Йоста и от полноты чувств только и могла, что: «Ну, смотри, Юкки». Когда мы добрались до озера Горинзее, я, прислонив велосипед к дереву, подошел к Мире и спросил, куда, как она полагает, брату надо смотреть больше всего. Несколько секунд она почти с ужасом глядела на меня, в глазах у нее вспыхнула враждебность, а затем она спросила Йоста:
— Твой братан всегда такой странный?
— Да, иногда на него находит, — ответил Йост. Это было предательство. Я отошел к велосипеду, переоделся и решил больше не вмешиваться в их дела. Но тут брат, подойдя ко мне, спросил:
— Значит, Мозес, ты присмотришь за вещами?
Я кивнул, восприняв его слова как своего рода извинение. Вообще-то мне хотелось сказать ему, что понимаю ситуацию, но они уже убежали в воду и поплыли к камышам. Я сел возле велосипедов и стал ждать, опустив голову на колени. Прежде чем заснуть, я вспомнил о временах великой братской солидарности, например, об этой истории с Трикси.
У нас в доме давно жила пожилая женщина, которую мы страшно не любили. Причиной тому была ее несправедливость. За несправедливость я мог просто убить, тут мы с братом были одного мнения. У фрау Яношки (я и по сей день вздрагиваю от одного ее имени) жила внучка по имени Беатрис или просто Трикси. Трикси было шесть лет, а мне — девять. Она была прямо-таки устрашающе худа, какая-то проволочная кукла в связанных теткой одежках, словно намотанных на нее, и к тому же чертовски коварна. Как-то раз, например, она встала у входа в булочную, преградив мне путь. Фрау Яношка тем временем торчала у окна, подозрительно следя, не обижает ли кто-нибудь ее Трикси.
— Отойди, — сказал я.
— Хлеб кончился, — ответила Трикси.
— Исчезни, — сказал я. Уставившись на меня, она закусила нижнюю губу и ни шагу, Я схватил ее за норвежский свитер, пытаясь оттащить в сторону, но Трикси застряла в дверях и завопила.
— Что ты к ней пристал? — закричала фрау Яношка, привлекая внимание прохожих.
— Он все время лезет ко мне, — плаксиво заверещала Трикси.
— Какой безобразник! — кричала фрау Яношка. — Хулиган! Бандит! Все оттого, что родителям нет дела до детей!