Гитара или стетоскоп?

А моя подруга Крилле, которой я все рассказала сегодня после школы, считает, что отказываться от Тео глупо. Все веские аргументы для нее ерунда. То, что главная причина — Винне, я, конечно, не сказала. Крилле без ума от Тео. Для меня же это пройденный этап. Тео был вообще-то чем-то вроде ошибки юности. В конце концов мне теперь шестнадцать, а в этом возрасте уже нельзя позволять себе подобные шуточки.

Признаюсь, я долгое время очень гордилась Тео. Хотя бы потому, что я его, можно сказать, завоевала. Все началось с игры в вопросы. Мне было не больше пяти, во всяком случае, я еще не ходила в школу, когда я придумала недурную забаву. Чаще всего я начинала с безобидного вопроса, затем следовал другой, более каверзный, затем третий и так далее, пока родители не начинали беспомощно смеяться. Иногда они сдавались после первого же вопроса. Например, когда я хотела знать, есть ли у блох вши. Или почему пианино само на себе не играет? Или как называется паук, когда он не плетет паутину? То, что мне удастся таким путем завоевать Тео, для меня самой было неожиданностью.

Как-то вечером, открыв дверь в папин кабинет и терпеливо подождав, пока он не спросит: «Ну что там опять?», я сказала:

— Могу я тебя кое о чем спросить, папа?

Он застонал, но пока что негромко: это был всего третий вопрос в тот вечер.

— Ну хорошо, только покороче!

— Я лишь хотела узнать, почему ты маму всегда называешь Рут?

— Почему я?..

Покачивая головой, папа зажег сигару. Пока она дымилась и он отвечал, а длилось это довольно долго, у меня было достаточно времени обдумать другие вопросы. Каким будет первый ответ, я, конечно, могла предположить.

— Как же мне еще называть маму? Ведь ее зовут не Розалиндой, не Эльвирой, не Кунигундой, а Рут, не так ли?

— Так-то оно так. Но почему ты ее не называешь мамой?

— Очень просто, потому что, хотя она тебе и мама, мне она — жена. Так, а теперь…

— А почему ты не называешь ее женой?

Папа громко засмеялся. И я тоже с ним немножко посмеялась.

Вопрос-ловушка был впереди.

— Я должен называть маму женой? Нет, ты меня смешишь! Мама же знает, что она моя жена. Послушай, мы ведь тебя тоже называем не дочкой, а…

— Сабиной. Потому что вы знаете, что я ваша дочь, верно?

— Ну наконец-то! А теперь оставь меня в…

— А почему я должна называть тебя папой? Я ведь тоже знаю, что ты мой папа.

Так… интересно, как он теперь выкрутится. Бедный папа! Его окутали клубы дыма: так он всегда поступает, когда попадает в затруднительное положение. Я уж было подумала, что все опять закончится беспомощным смехом или стоном. Но нет, на этот раз я ошиблась. Папа спокойно отложил трубку и доброжелательно, можно сказать, по-свойски, посмотрел на меня. Затем он сказал:

— Ну хорошо, если хочешь, называй меня Тео.

Я просто опешила и беспомощно захихикала. То, что предлагал папа, казалось мне неслыханным. А может, правда рискнуть? Вначале я раз десять прошептала про себя: «Тео». Но и на одиннадцатый я не могла произнести этого вслух. А у папы лицо опять стало таким же, как недавно во время игры в шахматы с господином Гречелем, когда папа объявил ему мат.

«Тео», — вдруг услышала я свой голос… и выскочила из комнаты. А папа засмеялся. Неужели он все принял за шутку? С разочарованием я вспоминала тот торжественный момент, когда папа впервые назвал господина Гречеля Конрадом, а господин Гречель папу Тео. В самом деле… Я бросилась на кухню, наполнила две рюмки малиновым соком, поставила на поднос и явилась к отцу.

— За твое здоровье, Тео, — отчетливо произнесла я и подняла свою рюмку.

— За твое здоровье, Сабина, — ответил Тео.

Кажется, получилось вполне торжественно. С тех пор я стала называть папу Тео. Хотя мама и пыталась возражать. Как сейчас помню, в тот вечер Тео имел с ней довольно серьезный разговор. Но свое слово он сдержал. И я на радостях прыгнула в постель на одной ноге.

Чтобы оказаться достойной брудершафта с Тео, я тогда же дала нашей черепахе Пальме, и без того немало обо мне знавшей, следующую клятву: с сегодняшнего дня я буду задавать Тео только совсем легкие вопросы, чтобы ему больше не приходилось мучиться и стонать. Я не буду больше приклеивать жвачку под крышкой стола. С сегодняшнего дня перестану хлопать дверьми. И вообще, стану хорошим человеком.

Признаю, для одного раза это многовато. Но моему Тео я была верна. Одиннадцать лет. И это длилось бы вечно, если бы мои родители не переехали и я не перешла бы в другую школу.